А. А. Прокоп

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ну, ты давай заканчивай, ложи её в футляр. По цене считай, договорились — голос деда показался Степану испуганным, сдавленным.

Дед Прохор к этому времени уже сильно устал, разыгрывать что-то вроде спектакля, который с каждой минутой давался всё труднее и труднее. Разговаривать со Степаном, что-то объяснять ему не хотелось, ни сейчас, ни ранее. Деваться было некуда, время же окончательно затянулось, и дед Прохор мечтал лишь об одном, как можно скорее закончить чужое для него представление, и отправить Степана в сторону автобусной остановки.

— Ты дедуля чего такой? — спросил Степан.

— Просто нервничаю малость — ответил дед Прохор.

— Хотел мне рассказать о шашке, говорил знатная она. До автобуса ещё почти два часа — Степан, произнося эти слова, отсчитывал десять тысяч рублей тысячными купюрами.

Дед Прохор спокойно и, даже безразлично запихал деньги в карман и быстро наполнил заскучавшую посуду.

— Я эту шашку недавно нашёл. Печку перекладывал и наткнулся на неё. Думал, гадал пока не вспомнил отцовский пьяный трёп. Я тогда ребёнком был, — невинная душа, но как, оказалось, отложилось это где-то на самом дне моей памяти, а когда шашку обнаружил, то и всплыло всё в одночасье. Батюшка мой покойный с ума сошёл. Впоследствии жил последние годы, богом отведенные, в специальном поселении для душевнобольных. Я сильно боялся, что и на меня с братом это дело, каким образом перейдёт, но бог миловал.

Говоря чистую правду, дед Прохор, не закрывая глаз, увидел внутри себя, улыбающегося капитана Резникова в начищенных сапогах с гладко выбритым лицом и подогнанной под фигуру формой защитного цвета. Золотом преломлялся солнечный луч, отражаясь от блестящих дороговизной жёлтого цвета погон.

— Дальше то, что? — не выдержал Степан, от того, что дед снова впал в задумчивость.

— Извини, напился я уже. Насчёт шашки — батюшка мой говорил, что — это большая реликвия. Ей на нашей земле был убит последний большевик.

— Ничего не понял, что значит последний, и когда это было — Степан действительно ничего не мог понять, ему требовалось более подробное объяснение.

— Всё просто Степан. Последний большевик в наших краях, во время боевых действий. Красные победили, но последний отправленный к своим праотцам на местной земле, был убит этой шашкой. На этом всё тогда и закончилось, сам должен понимать. Война дальше покатилась, а именем этого большевика одна из улиц в городке до сих пор называется.

— Подожди Прохор, а как же Колыванское восстание? — спросил Степан, пытаясь уточнить события.

— То восстание эсеровское, а я тебе про войну праведную, гражданскую говорю. Разные — это вещи. Одно недовольство жопошное, а другое возможности, упущенные на долгие годы, тоской безвозвратной ставшие для многих и многих несчастных. Так что имей ввиду Степан, какая тебе шашка досталась. Ты извини, но я хочу лечь отдохнуть. Иди на остановку, час остался. Я тебя не выгоняю, но пойми меня правильно — дед откровенно засыпал на ходу, при этом сильно осунулся и несомненно постарел лет на пять.

Степан не стал обижаться, возражать. Он напротив был даже рад покинуть деда Прохора, держа в руках свою драгоценную покупку. Только странными казались глаза деда Прохора, что-то ненормальное затянуло их тяжёлой паутиной, сделало безжизненными, уставшими и где-то в самой глубине проглядывался спрятавшийся от взора Степана тревожный нарастающий, как бурный поток воды в половодье страх.

Степан помахал деду рукой на прощание. Он стоял по другую сторону невысокой металлической калитки, дед Прохор с трудом переставляя ноги вышел проводить гостя.

— Давай дед Прохор, бог даст, обязательно увидимся — произнес, прощаясь, Степан.

— Не увидимся Степан — подавленным голосом ответил дед Прохор.

— Брось ерунду собирать. На рыбалку приеду, может с этим Пашей Выдышем — Степан отошёл от калитки на пару метров.

— Не Паша его зовут — произнёс дед Прохор, Степан отчётливо это услышал, хотел переспросить, но дед Прохор скрылся внутри дома.