– Двенадцать, – повторил Рамси. – Конечно, в число входит много пальцев, но если добавить две отсеченных конечности, то это впечатляет.
– Он второй по старшинству, – сказал Гус. – После Элайна.
– Ясно, – протянул Кляйн. – А что за расследование?
– Мы не знаем, – ответил Гус.
– Вам расскажет Борхерт, – сказал Рамси.
– Вы не знаете? – спросил Кляйн.
– Кое-что я знаю. А должен знать больше, – обиженно произнес Рамси. – Я восьмерка. Незачем от меня что-то скрывать. С Гусом-то все ясно.
– Я всего лишь однушка, – признал Гус.
– Он всего лишь однушка, – улыбнулся Рамси. – По крайней мере пока.
– Я тоже однушка, – заметил Кляйн.
– И в самом деле. – Гус обернулся к Рамси. – Он однушка, а все узна́ет.
– Он исключение, – объяснил тот. – Он исключение, которое подтверждает правило.
– Почему? – спросил Кляйн. Они подошли к уходящей от дороги тропинке, выложенной дробленой белой ракушкой. Рамси и Гус вступили на нее, Кляйн последовал за ними.
– Да, почему? – спросил Гус.
– А мне откуда знать? – воскликнул Рамси. – Я восьмерка. Со мной не всем делятся. Может, потому что он самоприжигатель.
– Так, – встрял Кляйн. – Я поговорю с вашим Борхертом, но на этом всё. Оставаться мне неинтересно.
– Борхерт умеет убеждать, – сказал Рамси.
– Не оскорбляйте Борхерта, – сказал Гус. – Будьте с ним вежливы, слушайте, что он говорит, не перебивайте.
– У него двенадцать, – напомнил Рамси. – Плюс нога ампутирована у бедра. Вот это приверженность, а?
– И он оставался в сознании в течение всей операции, – сказал Гус.