Он снова принялся стучаться в дверь консьержа. Никакого ответа. Высунулся из здания, но снаружи было так же безлюдно, как и раньше.
Когда он наконец вернулся назад, она стояла на месте, ждала, сложив руки на груди.
– Где ты был? – сказала она. – Я тебя звала.
– Я просто… – начал он, потом снял очки и потер глаза. Он не хотел ссориться. Но сомневался, что удержится. – Где была ты? – Ховелл старался не говорить обвиняющим тоном.
– Я, – сказала она, подбираясь, – искала наш номер, – а потом повела его наверх по тусклой лестнице, на полпути между третьим и четвертым этажом, где в закругленной стене лестничного колодца нашлась маленькая дверца с одной ступенькой.
Он подошел ближе, присмотрелся в тусклом свете. Чтобы прочесть цифры, пришлось прищуриться.
– Тут написано 309, – сказал Ховелл.
– Это ошибка, – ответила мисс Пикавер. – Наверняка. Ты же видел, что коридор кончается на 305-м, а других коридоров нет.
– Я думал, ты сказала, что должен быть другой лифт. Другой третий этаж.
– Не бухти, Джеймс. Это правильный номер.
Но между первым и вторым этажами номеров не было, как не было их между вторым и третьим. С чего ему быть здесь? Может, Ховелл просто устал, но это казалось странным.
– Тут написано 309, – настаивал он.
– Кто-то снял 6 и перевернул для смеха.
– И что тут смешного?
Мисс Пикавер не обратила внимания. Только протолкнулась мимо так, что он чуть не поскользнулся и не скатился по лестнице. Миг спустя дверь распахнулась.
– Ключ подходит, – сказала она. – Мы пришли туда, куда надо.
Но даже потом, когда он втащил один за другим чемоданы по лестнице в комнату, пока пригибался и протискивался, пока наблюдал, как мисс Пикавер раскрывает окна и проветривает апартаменты, он все еще сомневался, что они пришли туда, куда надо.
Из окна двор не казался оживленным, но хотя бы не таким пустынным, как раньше. Издали слышался плеск волн. Ховелл смотрел, как приходят и уходят люди.
Он проспал несколько часов, проснулся, не понимая, где находится, не представляя, сколько времени. Мисс Пикавер казалась посвежевшей и расслабившейся – представляя его полную противоположность. Она ходила за покупками: оливки в красноватой жиже, странные тюбики с мясом-пюре, сырные пасты, питьевые йогурты, пачки молока, консервы с картинкой квашеной капусты и маленьких сосисок, сушеные кубики, которые, видимо, можно было трансформировать в суп или хотя бы бульон. Он уставился на все это богатство, как оглушенный.
– Уже лучше? – спросила она бодро.