Ей слегка за тридцать, хотя выглядит она старше. Некрасива. И темно-зеленый халат, наброшенный поверх простого платья, ей не идет. Платье темное, из какой-то плотной ткани, и пошито неудачно — на груди висит мешком, а на животе натягивается.
Белый воротничок подчеркивает нездоровую бледность кожи.
И лицо женщины кажется мертвым.
— Не понимаю, чего вы от меня хотите, — голос у нее красивый, низкий, выразительный.
— Вы подарили эту рубашку вашему любовнику…
— Я.
— С какой целью?
— А вы, многоуважаемая, никогда не делали мужчинам подарков? И если делали, то с какой целью? — взгляд ее насмешлив.
И Катарина понимает — ничего-то они не добьются.
— У Роберта вся одежда стара. Дрянь, а не одежда. Мне неприятно было видеть, что он ходит в лохмотьях. Это преступление?
Нет.
И она прекрасно знает, что при всем желании их, обвинить ее не в чем.
— Где вы взяли эту рубашку? — Катарина злилась. На эту вот женщину, которая смотрела на Катарину с издевкой, мол, зря стараешься.
— Купила.
— А вышивка?
— Вышила.
— Сами?
— Сама, — она достала часы на цепочке. — Это запрещено?
— Нет.
Кабинет крохотный.