— Нарко? Те люди. Которых. Ты ищешь. Они — нарко?
Лепр говорил скупо и отрывисто, как если бы каждое слово, нашедшее выход через гниющие губы, стоило ему невыносимой боли. В сущности, так оно и было. Наверно, поэтому лепров никогда не приглашали произносить торжественные речи на деловых обедах, мысленно ухмыльнулся Маадэр. А еще потому, что благообразных джентльменов из Восьмого в хороших костюмах, вроде Зигана, непременно стошнило бы, встреть они лепра лицом к лицу.
— Не знаю, — сказал он вслух, — Впрочем, нет, на нарко не похожи. Слишком слаженно и уверенно действовали. Нарко бы психанули. Думаю, просто пара уличных хлодвигов, промышляющих разбоем.
— Хорошо. Жди.
— Ладно, давай… — Маадэр с облегчением отвернулся от лепра. Даже смотреть на покрытые обваливающейся коростой обшивки хлипкие дома гнилых переулков Девятого с мертвыми провалами окон было приятней, чем созерцать бывшее когда-то человеком существо.
— Если. Они появятся, я скажу. Сотня. Но шанс маленький. Хлодвиги.
Лепр с такой интонацией произнес последнее слово, как будто оно все объясняло. И оно действительно все объясняло — по крайней мере, для человека, который много лет провел в Девятом и каким-то образом выжил. Маадэр относил себя именно к этой категории людей.
— Я знаю. Хлодвиги держатся друг друга, как стая городских шакалов. Если выводок небольшой, они годами могут оставаться в тени, не привлекая к себе внимания. Возможно, эти ребята засветятся, когда попытаются сбыть товар, но мне бы хотелось успеть раньше.
Глаза лепра зажглись какой-то неприятной искрой. Зрелище это тоже было неприятным. Словно в мутных лампочках, захватанных грязными руками и ставших бесформенными, зажегся едва заметный огоне.
— Ты говорил, у них софт, — эта фраза была куда длиннее любой предыдущей и сопровождалась причмокиванием, от которого Маадэра передернуло, — Софт вкусный?
— Нет, — быстро сказал он, — Лекарство от заикания. И прочая дрянь.
— Х-хорошо… У тебя есть?.. — лепр потер большим и указательным пальцами. Болезнь почти уничтожила их, превратив в слизистые отростки, скрюченные вроде птичьих когтей, но жест был хорошо понятен.
— Держи, — Маадэр достал контейнер с эндоморфом, похожий на длинный и узкий пистолетный магазин, выщелкнул в уродливую вспухшую ладонь две небольших желтоватых капсулы, — Если узнаешь что-то до завтра, дам целых десять грамм. Понял?
Лепр торопливо закивал. Эндоморфы он сразу же бросил в рот и на его ужасном лице появилась мечтательная задумчивость. Содержащиеся в эндоморфине энкефолин и динорфин притупляли стонущие нервные окончания разлагающегося тела.
Маадэр, поколебавшись, достал еще одну капсулу и проглотил сам. В последний час зуд в мозге стал нарастать, он чувствовал себя так, словно у него в подкорке вьется рой стальных механических ос. Вурму тоже было плохо, электромагнитное поле города стегало его невидимыми кнутами, заставляя корчиться и извергать поток полуосмысленных ругательств.
«Сейчас станет легче, — сказал ему Маадэр, борясь с едкой изжогой, выступившей после эндорфина и одновременно пытаясь расслабиться, чтоб зуд в мозгу хоть немного утих, — Потерпи, червяк».
«Болото… Мерзкий город, — невидимое тело Вурма заворочалось, отчего у Маадэра на несколько секунд потемнело перед глазами, — Везде боль… Я чувствую себя так, будто мои внутренности крутит в мясорубке».
«Мои внутренности, — поправил Маадэр, — Но я тебя понимаю. Сплошное электромагнитное поле. Скажи спасибо, что мы в Девятом, здесь техники и прочего дерьма поменьше. В Восьмом у меня уже закипел бы мозг».
«Прими еще капсулу эндоморфина».
«Нет. Через два часа максимум. Мы и так выбиваемся из графика. Пока что мне нужна ясная голова».