Договоры с Великобританией, Германией и Евразийским Союзом, согласно которым мы брали на себя ответственность за поддержание мира во всем мире и в то же время гарантировали договаривающимся сторонам защиту от нашего злоупотребления властью, были спешно заключены в период расцвета дружелюбия и доверия, наступивший сразу же после окончания «Четырехдневной войны». Мы следовали прецедентам типа соглашений о Панамском канале, Суэцком канале и о предоставлении независимости Филиппинам.
Под всем этим скрывалась главная цель – заставить будущие правительства Соединенных Штатов неукоснительно проводить доброжелательную политику по отношению к другим странам.
Для обеспечения действия указанных договоров был принят закон о создании Комитета мировой безопасности, после чего полковник Маннинг стал комиссаром Маннингом. Члены созданного Комитета назначались на пожизненный срок. Целью закона было создание органа, единого, несменяемого и свободного от всякого внешнего давления, подобно Верховному суду Соединенных Штатов. Поскольку договоры предполагали наличие взаимного доверия, Комитет формировался не обязательно из одних американских граждан, и клятва, которую давали его члены, требовала от них, чтобы они заботились
Провести эту статью через Конгресс было нелегко! Ведь прежде клятвы такого рода приносились лишь в верности Конституции Соединенных Штатов.
И тем не менее Комитет был создан. Он взял на себя заботу об авиационном парке земного шара, провозгласил свой контроль над радиоактивными материалами, естественными и искусственными, и принялся осуществлять весьма непростую задачу по организации Патрульной службы охраны мира.
Маннингу патруль виделся как международные полицейские силы, как своего рода полицейская аристократия, которой, благодаря тщательному отбору и идеологической обработке, можно будет доверить безграничную власть над жизнью любого человека от мала до велика, проживающего на нашей планете. Ибо власть патруля
Впервые в истории высшая политическая сила должна была действовать без внешних механизмов сдерживания и противовесов. Маннинг попытался усовершенствовать эту власть, но его не покидало щемящее подсознательное чувство того, что сделать это не под силу человеческой природе.
Состав Комитета пополнялся очень медленно, имена будущих его членов сообщались сенату лишь после долгого обсуждения каждой кандидатуры Маннингом и президентом. Директор Красного Креста, маленький никому не известный профессор истории из Швейцарии и доктор Игорь Римский, который независимо от ученых лаборатории Карст – Обри разработал технологию получения «пыли», а потом, уже после опыления Москвы, обнаруженный американской полицейской службой в тюремной камере, – вот эти трое были единственными иностранцами в его составе. Остальные имена вам хорошо известны.
Ридпат и его сотрудники, естественно, превратились в группу технических советников Комитета; из армейских и флотских летчиков набрали первых патрульных. Далеко не все из наличного летного состава годились для этой цели; их данные подвергались тщательному изучению, их привычки и круг знакомых скрупулезно проверялись, их умственная деятельность, их эмоциональный настрой были протестированы с применением самых современных методов психологических исследований, хоть эти методы сами по себе были не так уж надежны. Окончательное решение о зачислении в патруль зависело от двух личных собеседований: одного – с Маннингом, другого – с президентом.
Маннинг сказал мне, что он доверяет президентскому впечатлению о характере будущих патрульных больше, чем ассоциативным и прочим проверочным тестам, изобретенным психологами. У него чутье как у гончей, говорил он, за свои сорок лет работы в сфере практической политики он встречал больше жуликов, чем мы с тобой, вместе взятые, увидим за всю жизнь, и каждый из них пытался ему что-то всучить. Да он их на ощупь в темноте опознает.
План на дальнюю перспективу включал также открытие училищ для подготовки кадетов-патрульных, училищ, куда принимались бы юноши любой расы, любого цвета кожи или национальности, которые после окончания учебы направлялись бы охранять мир в любой стране,
Такая идея могла сработать. Если бы Маннингу дали еще двадцать лет жизни и деятельности без помех, его оригинальный план можно было бы осуществить.
Кандидатура на пост вице-президента на предстоящих выборах получила одобрение в результате политического компромисса. Этот кандидат был убежденным изоляционистом, который с самого начала выступал против Комитета мировой безопасности, но выбирать приходилось между ним и расколом в рядах партии, да еще в год, когда оппозиция особенно набрала силу. Президента избрали снова, но число его сторонников в Конгрессе явно поубавилось; только его право вето дважды спасло от отмены Закон о мире. Вице-президент не делал ничего, чтобы помочь президенту, хотя на публике еще никогда не выступал в роли мятежника.
Маннинг пересмотрел свои планы с целью закончить разработку детальной программы уже к концу 1952 года, поскольку было очень трудно предвидеть, каков будет характер будущей администрации.
Мы оба были перегружены работой, и я постепенно начал осознавать, что мое здоровье ушло безвозвратно. Причину долго искать не пришлось: фотопленка, приложенная к моей коже, темнела уже через двадцать минут. Я страдал от кумулятивного отравления маленькими дозами радиации. Оформившихся раковых опухолей, которые поддавались бы операции, не было, но отмечалась систематическая деградация функций всех органов и тканей. Методов лечения не было, и была работа, которая ждать не могла. Свое состояние я связывал преимущественно с той неделей, которую провел, сидя на контейнерах, сброшенных потом на Берлин.
17 февраля 1951 года я пропустил срочное телевизионное сообщение о крушении самолета, в котором погиб президент, – в это время я валялся больным дома. Маннинг теперь требовал, чтобы я каждый день после обеда отдыхал, хотя от дежурства меня не освобождали. Поэтому я впервые услышал о несчастье от своей секретарши, только когда вернулся в офис, и тут же бросился в кабинет Маннинга.
В этой нашей встрече было нечто нереальное. Мне показалось, что мы каким-то образом сместились во времени к тому дню, когда я только что вернулся из Англии, ко дню, когда умерла доктор Карст. Маннинг поднял взгляд.
– Здравствуй, Джон, – сказал он.
И как тогда, я положил ему руку на плечо:
– Не принимайте так близко к сердцу, шеф.