Пальцы нервно вцепились в поручень, чувствуя как ворсинки шевелятся, присасываясь к коже.
Василий искоса взглянул на неё:
— Там посмотрим. Ну, что, готова? На счет три: раз… ТРИ, — обманул он и дёрнул рукоятку тумблера.
Ульяну словно током прошибло. Онемение в руках сменилось ноющей болью, хотелось вырвать руку и прекратить пытку.
Она стиснула зубы.
Голос Василия подсказал:
— Ты не зажимайся. Постарайся расслабиться.
Ничего не происходило. Она не видела звёзд. Не видела звёздный ветер.
— Я ничего не чувствую, — на всякий случай призналась она. — И не вижу.
Василий добродушно захохотал где-то справа:
— Так ещё и не надо. Погоди, капсула сейчас активируется. Это же ваш первый контакт.
Ульяна хотела уточнить: «Первый контакт с кем?», — но не успела. Голос Василия стал мутнеть, тонуть в неясных шорохах, посвистывании.
Какофония заглушала всё остальное. Ульяна перестала слышать биение собственного сердца, перестала его ощущать. Она стала больше, неповоротливее. Кожу приятно холодил ветер, напевая затейливую мелодию. Девушка прислушалась к четкому, как пульс, ритму, равномерно перескакивающему с одной тональности на другую.
Раз-два-три. Хлопок. Раз-два-три. Хлопок.
Опора под спиной исчезла. Растаяли и крепления на запястьях.
Словно в глубокое черное озеро погружалась она, понимая, что в нём нет дна. И погружение может длиться вечно.
Раз-два-три. Хлопок. Раз-два-три. Хлопок.
Она стала раскачиваться в такт. Музыка слышалась отчетливее. Пульсация — ярче. Девушка чувствовала, как она проникала сквозь кожу, будоражила кровь. В черноте вокруг проявлялись краски, уводя её от слепоты.
Артём повернулся к окну, посмотрел на происходящее в инкубаторе, дотронулся до стекла:
— Что творит… Он… танцует?