— Э?.. А кто?!
— Ну… — она посмотрела по сторонам, потом — на свои руки, наконец резко выдохнула.
— Обещаешь не смеяться? Я — Примула. Это имя было записано в метрике.
В ответ удалось лишь покачать головой.
— Примула. Хорошо. И что не так с этим именем? Очень мило звучит — Примула Горшко…
— Это здесь, в Ландрии! — перебила меня подруга. выглядела она абсолютно несчастной. — Мать родом из княжества Габришского, услали сюда — к дальним родственникам, когда забеременела невесть от кого. У нас с братом ее фамилия, Горошек. Он, кстати, Томаш, нормально для парня. А я — Примула Горошек, это не имя, это вывеска в овощном ряду! — она всплеснула руками. — А еще мне не двадцать, — закончила она убитым голосом. — Представляешь? Я не замужем, и мне двадцать один!
М-да. Зря мы расположились у открытого окна. Слышимость в нашем дворе просто прекрасная.
— Мне тоже!
— А мне — восемнадцать!
— С днем рожденья, девчонки!
— А ну, замолчите, паршивки! Только смогла задремать! — возможно, я ошибаюсь, но, кажется, мы разбудили госпожу Шуэтт. Не прилетел бы Злыдень по наши души.
— Ой, — сказала Гортензия, подкралась к окну и прикрыла ставни. Как будто это что-то исправило. Я не выдержала и рассмеялась:
— Давай уж, выкладывай все: как ты сумела?
Порча метрики, конечно, не страшное преступление, но проступок, все же, серьезный. И, прямо скажем, неумный: имя человеку дают в храме Сущего, и это не просто набор звуков — оно может влиять на судьбу.
— А, легко, — отмахнулась Зи так, словно занималась подделкой документов чаще, чем кройкой или шитьем. — Уронила метрику в таз со стиркой и чуть-чуть порвала, пока вылавливала. В десяти, наверно, местах, — она улыбнулась довольной улыбкой, было видно, что от признания ей стало легче:
— Теперь — твоя очередь.
— О.
Мой единственный и по-настоящему страшный секрет был выловлен из Бергезе несколько месяцев назад. А еще он не был
Зи истолковала мою заминку по-своему:
— Ладно, давай, я еще раз. Но помни: ни-ко-му.