Экспат

Посредник бросил взгляд на раскрытую сумку.

— Тут её нет. Будь спокоен, второй умер мгновенно. Ему такое не понадобится.

— Знаю, — рявкнул Эрнест, вкалывая транк чёрному гиганту.

— Я вызову медслужбу, — негромко произнёс посредник, снова фокусируя взгляд. — Независимую. Не волнуйся, данные АК они просто так не сдадут.

— Почему? — поднял взгляд А. Н., отрываясь от заливания ожога биогелем.

— Потому что это «синяя служба»…

— Нет. Почему ты вызвал?

— Ты мне спас жизнь. Я такое не забываю, — веско произнёс посредник. Опальному оперативнику ответить на это было нечего.

Ховер–платформы с усиленным штурмовым взводом прибыли через пятнадцать минут. Но медицинский биобот — через пять. Он самостоятельно загрузил Марва. Получил уточнение по останкам Генриха. И давно улетел к тому моменту, когда ругающийся последними словами Тиммерман рыскал по переулку между трупов.

К тому времени Эрнест уже оттащил избил Лаэраса до нескольких рассечений. Несмотря на вызов медиков — ему всё ещё нужна была информация. И если бы посредник выдал её сразу и без трюковых эффектов — Генрих бы наверняка остался жив.

— Говори, сука, проклятый посредник, отрыжка кордула…

— Я и говорил. И это не принесло счастья, не так…

Удар. Ещё удар.

— Твои кастеты — не нейрошокер. А я выдерживал и его.

Удар.

— Ты потерял как минимум одного друга, но это не повод срывать злость на мне.

Удар. Удар. Ещё один удар, но уже — в стену. Отлетающие куски кирпича. Пластмышцы способны на многое.

— Я могу смешать кости твоего лица в кашу, Лаэрас — прошипел Эрнест. Его левое веко дёргалось. Отставленный, «нерабочий» правый кулак судорожно дрожал.

— Можешь, — спокойно согласился посредник. — Но будешь ли?

— Буду, — со всем возможным хладнокровием ответил А. Н. Разум возвращался к нему, однако химия бессильной злобы всё ещё требовала крови. — Мне не станет от этого легче, но я закончу встречу с тобой так или иначе. Ты расскажешь мне самую чёрную грязь об «АгниКорп». После этого я извинюсь и уйду, не оборачиваясь. Можешь всадить мне лазерный разряд в спину — приму и это. Но не расскажешь — и я буду избивать твоё тело до самого рассвета. Вне зависимости от того, сколько жизни или плоти в нём останется.