Муж в подарок, неприятности прилагаются

22
18
20
22
24
26
28
30

Уловки Арики не подействовали, более того, она сама себя выдала.

– Я не говорила, что о нем мне рассказала Элизабет. К тому же я слышала обрывки вашего разговора в саду. Тогда речь тоже шла о пророчестве, так что юлить нет смысла.

– Эмма, послушай, ты замечательная девушка и я бы хотела рассказать тебе все, но не могу. Ты и так слишком много знаешь. Это опасно!

Арика отбросила беспечность, она была серьезна и собранна. Однако когда она подтвердила слова Элизабет, я поняла, что добьюсь ее признания во что бы то ни стало!

– Арика, прошу тебя. Это ведь касается Милли!

– Такова ее судьба, и от нее не уйти. – Женщина была непреклонна. – Это предначертано ей судьбой! Мне жаль, очень. Я сделаю все возможное, чтобы облегчить ее ношу, но ей придется пройти этот путь.

Меня не устраивало ни незнание проблемы, ни бездействие, ни тем более смирение с предначертанным!

– Я не верю в это! Любой судьбы можно избежать, мы защитим Милли! Спрячем! – Я схватила Арику за руки, прося о помощи, но ее взгляд был холоден. Она отбросила мои ладони и отошла от кресла.

– Ты говоришь, как Элизабет! – язвительно заметила женщина. – Ваши умы застилает любовь к дочери. Вы боитесь вместо того, чтобы принять! Так вы ей не поможете.

Легко рассуждать, когда знаешь суть пророчества, мной же двигал сейчас страх.

– Арика, расскажи мне все. Я требую…

– Требуешь? – Арика злилась от моего напора. – Ты не имеешь права требовать что–либо от меня, цветочек.

Это обращение возмутило меня. Она думает, что я нежная, хрупкая и не готова к борьбе и грязным методам! Она ошибается, ради дочери я готова на все!

– Я уничтожу твое ожерелье и спалю все блокноты свекра, тебе никогда не стать хранительницей рода. – Мой голос был спокоен, как и я сама. Эти перемены во мне и моя угроза словно подменили Арику. Она была полна возмущения и негодования. Женщина не скрывала своих чувств.

– И тем самым лишишь Милли последней защиты! Ты думаешь, я ради себя стараюсь? Ты думаешь, мне не жаль внучку? Ты думаешь, я ее не люблю? Я говорила тебе, что ожерелье нужно передать Милли, что я стану хранительницей женского рода. Думаешь, спроста все эти слова?

Она выкрикнула все это на одном дыхании и поняла свою оговорку, лишь когда я спросила:

– Милли твоя внучка? Значит, Нейтан твой сын… А Адам? Я думала, это он, а не Нейтан.

Я была растеряна, это откровение многое меняло, но ведь ребенок на картине был со светлыми волосами, а волосы Нейтана чернее угля.

– Они оба мои сыновья.

Тихое признание женщины вернуло тишину в библиотеку. Мы замолчали. Арика подошла к окну и вновь всматривалась в ночные сумерки. Я не могла сейчас думать о том, чем грозит признание призрака для Нейтана, наших детей – об этом я подумаю позже. Сейчас главное – Милли. Нейтан должен знать, против чего сражается.