По ту сторону пространства

22
18
20
22
24
26
28
30

— Здравствуй, дорогая Мила.

— Здравствуйте, господин Коваль. Ой, спасибо! — это она взяла коробочку и положила ее в ящик стола. — Доложить шефу?

— Будь так любезна, Милочка, доложи, — Стан снял плащ и повесил его на гостевую вешалку.

Секретарша манерно встала и, вызывающе покачивая бедрами в обтягивающей юбке, скрылась за дубовыми дверьми, обитыми кожей. Стан посмотрел на закрывающуюся дверь, шагнул к рабочему месту секретарши, быстро достал из кармана тонкую как бумага наносхему-наклейку и незаметным стремительным движением прилепил ее к нижней части столешницы. Риск был минимальный — о нанотехнологиях здесь пока еще и не слыхивали, а если и обнаружат наклейку, то прочитают на ней: «Серийный номер 33765/кр, Модель: стол письменный деловой. Произведено на мебельном комбинате Љ 12. Спецзаказ. ОТК Љ 3».

Это пришлось сделать из-за того, что на прошлой неделе в приемной Грэма сделали ремонт и заменили всю мебель. Вместе с телевизионным столиком была вынесена в неизвестном направлении и наклейка-передатчик, которую Стан прилепил много месяцев назад. Столик, видимо, был продан сотрудниками хозяйственного отдела на местном рынке. Купил его большой любитель футбола, потому что с утра и до позднего вечера наносхема транслировала телерепортажи матчей, а в квартире постоянно гремели бутылки.

Когда Мила вышла от начальника, Коваль безмятежно рассматривал висящую на стене картину.

— Господин Грэм ждет Вас.

— Спасибо.

Коваль одернул пиджак, посмотрев в зеркало, пригладил и без того ровно уложенные волосы и открыл дверь в кабинет:

— Здравствуйте, господин Начальник Секретариата Правительства, разрешите войти? — слегка игриво произнес он.

— Входи, входи, Стан. Что там у тебя? — проворчало хриплым баритоном из глубины затемненного кабинета.

Вечером того же дня Коваль сидел перед черно-белым телевизором c округлым небольшим экраном в гостиной своей квартиры и прослушивал запись разговоров Грэма в его кабинете. По местному зомбоящику передавали новостную вечернюю программу «Сутки», которую в народе называли не иначе как «Суки». Стан был прекрасно информирован о том, что происходило в стране и за рубежом, однако очень часто вечерами с интересом смотрел эту итоговую передачу дня, каждый раз пытаясь догадаться, как будет преподнесено то или иное событие, которое не вписывается в идеологию режима. Как они вывернутся в очередной раз? Иногда он искренне хлопал в ладоши, аплодируя изобретательности политтехнологов, чаще — поражался наглости, беспринципности и безапелляционности комментариев и репортажей журналистов, которых либо купили, либо припугнули.

Коваль надел миниатюрные экранированные наушники и включил воспроизведение. Налив себе в большой бокал легкий коктейль с водкой, он откинулся на спинку кресла и положил ноги на удобный пуфик. По телевизору передавали очередной репортаж о посещении Правителем района в глубинке. На маленьком мутноватом экране похожий на головастика низкорослый субъект, недавно избранный Правителем Восточной Федерации (правильнее было бы говорить «назначенный кучкой профессиональных правительственных лизоблюдов»), важно раскачиваясь, подставлялся под «наболевшие» вопросы «случайных» прохожих в городе. У прохожих был несколько пришибленный вид, и вопросы они задавали часто сбиваясь и глядя куда-то в сторону, видимо, на доску с подсказками, развернутую ФДОБ вне поля видимости видеокамер. Судя по затравленным глазам некоторых из них, за забытый текст их по головке не погладят. Потом Правитель бодрым шагом зашел в магазин и заговорил со «случайными» покупателями, которых только что привезли к черному входу на специальном автобусе с зашторенными окнами и запустили в торговый зал, предварительно вытурив всех остальных. Масляно улыбающиеся, румяные продавцы в чистых фартуках прибыли тем же автобусом. Настоящих, во избежание накладок, временно заперли в душной подсобке.

«Диктатура — это высшая форма демократии» — грустно усмехнувшись, вспомнил Коваль любимую присказку одного своего знакомого социолога. В наушниках продолжали звучать голоса из кабинета Грэма, но ничего интересного пока Коваль не услышал.

Проскочил лишь один эпизод, который он взял на заметку. Крупный олигарх Флим просил о снижении таможенных пошлин на вывоз за рубеж дерева:

— Грэм, послушай, мне это просто необходимо, а то ведь я разорюсь с такими пошлинами.

— Брось, Флим, тебе ли говорить о разорении? Я не могу взять, да вдруг, ни с того ни с сего, понизить твоей компании вывозную пошлину, я должен думать не только о твоей выгоде, но о благополучии Федерации! Да, да.

В голосе Грэма послышался напускной пафос:

— Думаешь, ты один, кому хотелось бы снизить вывозные пошлины на дерево, нефть, газ, другое сырье… Много вас таких. Всех ублажать — страну разорим! Вот так-то, Флим!

На несколько секунд в наушниках повисла тишина, потом, после явного вздоха, Флим произнес: