— Кто? — жадно спросил Шакрюк. — Кто предательский оператор? Кого задушит наш гнев?
— Единственный из присутствующих, кто может спастись, оказавшись в небе, — ответил человек. — Кто-то с крыльями.
Все взгляды обратились к леди-бабочке и к четырехкрылой птице.
— Близится шторм, — сказал человек. — Крылья бабочки смоет. А на перья Эфраны предусмотрительно нанесён анти-ликвидный гель.
Изящная птица рванулась прочь, пытаясь взлететь, но сразу несколько целителей скрутили её и повалили на пол.
— О величественные пульсары, — промямлил Шакрюк, распухший от счастья. — Моя злейшая соперница, вся такая правильная и идеальная, оказалась лицемерной гнусью… Я же вам говорил! Теперь у меня нет соперников, меня переизберут!!!
— Я не одна из них, — забилась птица. — Я не сумасшедшая!
— Просто деловой расчёт, — с пониманием кивнул человек. — Их ненависть. Ваша выгода.
Он посмотрел на израненную принцессу, затем на гобура.
— Но продолжайте снимать, Эфрана. Делайте свою работу. Запечатлейте исполнение Плана и казнь.
Человек в мятом свитере двинулся к Машине.
— Ещё один отчаявшийся, — гепардис фыркнула кровью. — Иди навстречу своей смерти. Порадуй Госпожу!
Человек перепрыгнул клубящийся разлом, приземлился на платформу, кряхтя пролез внутрь безумных механических сплетений. Машина не шевельнулась, не шелохнулась, не издала ни звука.
— Что?! — прохрипела гепардис. — Что?!
Все смотрели на происходящее, затаив дыхание. Поэтому гобур, который хорошо притворился ослабевшим, резко вырвался и обезьяньими скачками помчался к адскому механизму.
Он запрыгнул туда вслед за человеком, пытаясь широкой лапой схватить за свитер и скинуть в дыру. Но наконечник шестиметрового железного копья пробил гобуру ладонь. Молот врезался в ногу и сокрушил кости, цепи обмотали туловище и потянули внутрь. Тут же застряли, потому что винтовые серпы пытались разрезать фарейца напополам, а пружинные капканы рвались откусить ему ноги. На несколько секунд скрежещущий шар механизмов застыл в равновесии, и тогда человек обернулся. На его мрачном лице читались брезгливость и сожаление.
— Тебе надо было начать с себя и своей планеты.
— Что? — просипел гобур.
— Попытаться сделать счастливее свой неблагополучный дом. А не врываться в чужие, жители которых достигли большего, и не пытаться разрушить то, что они создали.
— Я не понимаю, — прошептал фареец, содрогаясь и плача от боли, держась из последних сил. — Ты же чистый… Ты один из нас…