Война кукол,

22
18
20
22
24
26
28
30

Габар шумно, быстро выдохнул, повторным нажатием на кнопку заставив меч втянуться — ааааа, это куда сильней, чем даже поцелуй!.. Мужчина должен быть сильней власти меча и женщины; они не могут овладеть им до самозабвения и одержимости… Но рукоять жгла руку, меч просился — «Дай мне волю!»; губы Габара выговорили слова, идущие от меча:

— Маска, если я тебя обидел… ну, там, в ванной, — извини меня. А тот, кто сделал тебя злой, — он не мужчина. Кто он?

— Так, просто большая сволочь, — словно спохватившись чистоты лица, Маска отвернулась к зеркалу и наскоро стала гуталином превращать себя из девчонки в страшилище. — Давай не говорить об этом, мне не нравится… Я сама с ним разделаюсь, понял?! — обернулась она уже в дьявольском гриме. — Когда-нибудь… займемся мечом, а? — улыбнулась вдруг она, будто заискивая, и улыбка на перечеркнутом лице была хуже любого оскала. — Ты не напоминай, кем я была, договорились?.. Я ненавижу это. Ты-то не знаешь, как это — быть вещью. Смеяться, улыбаться, целоваться потому, что это вложено, и это разрастается в тебе во всю память, а потом узнать, что ты — просто игрушка, штучка с ножками. Я себе лицо изрезала, чтоб страшной быть, чтоб все шарахались. А оно срастается назад, как было. Это биопроцессоры, черт их клепал, они управляются жесткой программой. Я всегда буду такая.

Последние слова она не говорила, а шептала в накрепко прижатые к лицу ладони. Тихо положив меч в сумку, на кассеты с изображением мохнатых воинов в бойцовских позах, Габар не знал, что бы еще такое взять, чтоб руки не казались лишними на теле. Зрелище киборгов за столом, кусающих серую пасту, сместилось, словно в движущихся зеркалах, и из переливающихся отражений выплыла больно, в душу ужаленная кем-то Маска… В душу? У киборгов нет души… Но иллюзия была сильней, чем самая скучная правда — он невольно потянулся к Маске, взял за плечи.

— А не противно? — глухо буркнула она; Габар этих слов не услышал. Странно. Никогда бы не поверил, что киборги могут мучаться. И не от раны — их они, наверное, не чувствуют — а от душевной боли…

— Кхм, — напомнил о себе женоподобный Фанк. — Тут есть одно дельце…

— Вот же зануда… — покосилась Маска, отстраняясь от Габара. — Фанк, у тебя походка шумная, ну как у призрака.

Фанк был (была) одет (одета) и держал (держала) под мышкой переброшенную через плечо сумочку.

— Мне надо отлучиться, а вы, дорогие мои, сидите тихо, не балуйтесь, не крушите мебель — квартира чужая, мне ее под честное слово открыли. И не очень-то размахивайте мечами. Так и пораниться недолго, — Габар при этих словах презрительно поджал губы. — Никуда не выходите из дома. Это приказ.

Фанк жестко отчеканил последнюю фразу и тотчас же, улыбнувшись, состроил глазки:

— Счастливо оставаться!

— Ну чем не душка?! — плюнула вслед ему Маска.

* * *

Пока Косичка заводила новые знакомства, дома жизнь текла вполне по-человечески — хлам по углам торжествовал, мамуля загрузилась в свой дневник (наконец-то есть кому выложить все свои мысли без опаски быть непонятой), а дочери обсуждали обновки.

— Девочки, займитесь-ка уборкой, — Чара на миг оторвалась от дела. — Не знаю, кто здесь жил, но после них — как после обыска.

Лилик, осматриваясь в мутном и потрескавшемся зеркале, видела нечто из клипа Эмбер «Девочка-как-нож». Обратно в Белый Город так не явишься, но здесь — она уже заметила — девчонки в самом деле одевались грубо и технично, стриглись под ребят или пугающе причесывались, и во всем этом сквозил конкретный стиль — стиль быть неженственной и агрессивной. Многие разрисовывали лица, словно Маска; украшения в Басстауне напоминали кандалы с обрывками цепей, в большом почете были ошейники «под металл», клипсы типа пломб и бирок на ящичной таре, трубчатые перстни во весь палец с когтем на конце.

— Надо тебе еще куртку достать, — заметила Гильза. — Размера на два больше, как у Косы. И трафарет во всю спину — «Проходи мимо, я занят».

— Я видела в подсобке веник и совок, — намекнула Чара еще раз. — Ведро и тряпка — в коридоре, губка и мыло — в сумке. Пылесосов и домашних роботов тут нет.

Говорить, что наряд Лилик годится как для шикарной дискотеки, так и для генеральной уборки, она воздержалась. Правда, с хламом Лилик воевать не умела — для этого у Эмбер был тупой андроид — и пока только копировала Гильзу, а Гильза старалась распаковать вежливую, но то ли от робости, то ли от гордости молчаливую сестренку. О чем с ней толковать? Лучше про то, что знают все киборги, — про хозяев.

— Эмбер?! Ты жила у Эмбер? О, как интересно!.. А правда, что она — любовница продюсера Мак-Клайда?

— Глупости, — отрезала Лилик, — не повторяй их, хорошо? Она теперь мне не хозяйка, но… я пока люблю ее. Она обращалась со мной, как с живой. Я пела с ней вместе и вообще была вроде подружки.