— Он слышит.
— Кавалер, это я — Хиллари.
— СПА-СИ МЕНЯ, — прочитала Селена немой крик. Помутневший глаз медленно повернулся, поймав Хиллари в зрачок; лицо ужасно дернулось — он все еще пытался улыбнуться, но контракторы лишь растянули рану. Хиллари вздрогнул от возникшего на миг ощущения, что это — близкий ему человек.
— Таз цел, но три конечности из четырех…
— Мозг?
— Есть зоны выпадения, процента три. Причем — я бы не поручился, что область контузии не расширится; у мозга А бывает отсроченная реакция… Я приготовил документы на списание; вот перечень повреждений…
— Три процента — бред собачий, — резко повернулся Хиллари. — Вы его восстановите.
— Это невозможно; если только попробовать сменить тело…
— Я повторяю, — не повышая голоса, но как-то особенно четко выговаривая слова, продолжил Хиллари. — Вы должны восстановить киборга. Провести полную замену поврежденных частей.
— Но… — Туссен не думал сдаваться. — У нас не конвейер «General Robots» и не цех BIC; подбор, установка и подгонка отдельных частей займет массу времени и сил, не говоря уже о том, что у киборгов А после такой реконструкции нельзя добиться идеального прохождения сигнала. Он не сможет работать в прежнем объеме функций.
— А вы добейтесь этого, — лицо Хиллари стало жестокой маской. — Займитесь этим как следует. Пальмер на восемьдесят процентов восстанавливает мозг А даже после удара EMS — а вам надо только кости сменить и хорошенько протестировать связи. Свободного времени у вас предостаточно. Покажите мне, на что вы способны и что вы действительно специалисты того класса, который указан в ваших квалификационных картах. Разговор закончен. То, что я сказал, — это ПРИКАЗ.
Туссен пожал плечами; Гаст и Селена вслепую — в шлемах иначе нельзя — потыкавшись, обменялись рукопожатием в сенсорных перчатках, обрушив тем самым на мозг Кавалера лавину бессмысленных сигналов.
— Ну, босс, если так… — завел было Туссен какую-то нуднятину, но Хиллари отвернулся, дав понять, что он не намерен больше слушать никаких объяснений, и вышел из зала.
Бессонная ночь, бешеный ритм работы, коктейль из табельных и снотворных средств, вегетативный криз — это даром не проходит и в одночасье организмом не забывается. В коридоре Хиллари вновь почувствовал слабость и легкое подташнивание. Напряженный разговор вздернул его, и Хиллари пытался унять волнение, направляясь… куда? Он сам пока этого не знал.
Хоть бы подстегнутый и оскорбленный Туссен собрался и от обиды и злости совершил чудо… Он может, он просто обленился. Спрашивать с сотрудников надо по максимуму, по максимуму их возможностей. Туссен и его ребята могут многое, очень многое — пусть постараются. Кавалер должен жить во что бы то ни стало.
«Господи! — подумал Хиллари. — Пусть Кавалер выживет, пусть его починят. Ведь если его не будет — я буду чувствовать свою вину долго, очень долго. Я буду помнить об этом всегда. Боже, может быть, в храм сходить, помолиться?.. — и тут же со внутренним цинизмом оборвал сам себя: — Хватит! Уже раз сходил, помолился. До сих пор эту кашу не расхлебаем».
Тут заворковал трэк, с которым Хиллари никогда не расставался. Высокая привилегия консультанта в условном звании полковника — быть всегда готовым выйти на прямую связь. Его будили среди ночи, отрывали от обеда, несколько раз вытаскивали из душа и туалета. С этим Хиллари уже смирился; единственно, чего он боялся, так это того, что звонок трэка застанет его на ложе любви (ни в чем нельзя быть уверенным в наше бурное время).
— Босс? Это Этикет, добрый вечер. Я счел возможным распорядиться насчет привлечения к розыску яунджи психолога. Если Фанк выйдет на связь с театром, я постараюсь передать мальчику-тьянге кассету с записью.
— С какой… записью? — слегка оторопел Хиллари.
— Обычная практика в возвращении беглых детей. Обращение родителей к ребенку, обращение любимого учителя, братьев, сестер, друзей и так далее. Офицер из Бэкъярда с психологом уже поехали в Тьянга-таун. Полагаю, к завтрашнему утру запись будет готова, и ее можно будет монтировать в демонстрационную версию.