– Открыто, — негромко сказала Шеветта, и Райделл, собравшись с силами, двинул за ней.
Когда он протиснулся в комнатенку, Шеветта стояла там и светила в разные стороны. Внутри ничего не было, только мусор. В одной из стен круглое отверстие; Райделл вспомнил, что раньше там было вставлено старое цветное стекло.
В тусклом свете фонарика он увидел новое выражение ее лица.
– Здесь и вправду ничего не осталось, — сказала она, будто не веря своим глазам. — Я почему-то думала, что здесь все по-прежнему…
– Никто здесь больше не живет, — как-то неуверенно сказал Райделл.
– Люк на крышу тоже открыт, — сказала Шеветта, направив луч вверх.
Райделл подошел к старой стремянке, прихваченной к стенке болтами, и полез вверх, ощущая ладонями влажное шершавое дерево. До него стало доходить, что идея лезть на эту верхотуру была плохая, потому что если мост действительно сгорит до основания, они, скорее всего, уже никогда отсюда не спустятся. Он знал, что дым так же опасен, как пламя, и не был уверен, что она это понимает.
Второе, к чему он оказался не готов, когда высунул голову из люка наружу, — к тому, что в ухо ему тут же сунут ствол пистолета.
Его приятель в шарфе.
64. НАЖИВКА
Харвуд начинает, искажаясь, убывать, и все остальное вместе с ним, среди ужасного всепоглощающего холода. Лэйни чувствует, будто на огромном расстоянии его ноги скручивает судорога в путанице спальников и конфетных фантиков. Вдруг появляется сама Рэи Тоэи и вручает ему тайный символ — круглую печать, циферблат, двенадцать знаков дня, двенадцать — ночи, черный лак и золотые цифры, он кладет этот символ туда, где мгновение назад был Харвуд.
Лэйни видит, как этот символ втягивает внутрь себя Харвуда; он полностью во власти сил превращения, и вот он исчезает совсем.
Лэйни убывает тоже, но не за Харвудом.
– Попался, — шепчет Лэйни во тьму своей зловонной коробки, стоящей в подземке метро среди инфразвуковых вздохов пригородных поездов и постоянного топота проходящих ног.
В то же мгновение он оказывается во Флориде на залитых солнечным светом широких бетонных ступенях, ведущих наверх к невзрачному входу в федеральный сиротский приют.
Там, наверху лестницы, — девчушка по имени Дженнифер, ей в точности столько же лет, сколько Лэйни, на ней джинсовая юбочка и белая тенниска, у нее прямая черная челка, она осторожно идет — пятка — носок, пятка — носок, руки — в стороны, для равновесия, — по самому краю верхней ступеньки, как по натянутому канату.
Она очень сосредоточенна и серьезна.
И кажется, что если бы она упала, то непременно бы разбилась.
Лэйни, увидев ее, улыбается, вспомнив внезапно приютские запахи: бутерброды с джемом, дезинфекцию, глину для лепки, чистые простыни…
Холод обступает его со всех сторон, но наконец-то он дома.