Туда, где инстинкт, шестое чувство, какое-то смутное воспоминание заставили ее повернуть направо, в сторону Окленда.
Она не снижала скорости, пока не почувствовала себя в безопасности и к тому времени уже поняла, каков был вкус поцелуя у Кридмора: вкус "плясуна". Ей стало любопытно, сколько же этой дряни досталось ей. Не много, наверное, но она ощущала наркотик в грохоте своего сердца, видела его в призрачных ореолах каждого фонаря и узнавала в том факте, что ничто из произошедшего на самом деле ее не так уж сильно волнует.
Под "плясуном" беда могла казаться незначительной.
Беда — это Карсон, подумала она, и именно выражение его лица, взгляд, который она всегда ловила, но никак не могла увидеть по-настоящему, заставили ее сильно испугаться. Она боялась его с тех пор, как он ударил ее, но не понимала этого так отчетливо. Он не сильно покалечил ее тогда, по крайней мере, в физическом смысле. Она жила там, где люди калечили друг друга, ранили по-настоящему, а этот симпатяга, мальчик из мира медиа, который даже не знал, как правильно бить, — разве он был опасен?
Но теперь под действием остатков наркотика из слюны Кридмора она испугалась вовсе не того, что Карсон ее когда-то ударил или что он может сделать это опять, а того, что как-то инстинктивно догадалась: с ним что-то не то, что-то решительно не в порядке. Что Карсон — значит "плохие новости", и Карсон умело скрывает это — всегда, постоянно и более тщательно, чем выбирает свои чертовы шмотки.
Тесса, после знакомства с Шеветтой, в результате которого Шеветта переехала в Малибу, сказала ей, что завидует мужскому бессилию как сигналу бедствия. Даже если они сами не отдают себе отчета в этом, сказала Тесса, все равно от них ничего не дождешься. Но нам, женщинам, этого не дано: мы остаемся с ними, если даже помочь уже ничему нельзя, — но ты не можешь с ним оставаться, если он ударил тебя, потому что он сделает это снова.
Теперь Шеветта просто шла в сторону Острова Сокровищ; мост казался призрачным, однотонным, может быть и под действием "плясуна", но ей было все равно.
– Беспредел, — сказала она. Такова была ее реакция на события. Она остановилась. Может быть, всего лишь реакция на Карсона.
– Эй, Шеветта.
Обернувшись, она увидела знакомое лицо, вот только не помнила имени. Растрепанные бледные волосы, узкое жесткое лицо, по левой щеке змеится страшный шрам. Когда-то он был тоже курьером, в бытность ее службы в "Объединенной", — не из Шеветтиной бригады, а так, знакомый по вечеринкам.
– Цапля, — она вспомнила имя.
– Я думал, тебя здесь нет, — сказал Цапля, было заметно, что несколько зубов у него сломаны.
Может, у него и в голове что-то сломано, испугалась она. А может, просто случился какой-то выброс в атмосферу сегодня вечером.
– Меня не было, — сказала Шеветта.
– А где ты была?
– В Южной Калифорнии.
– Ты там гоняешь? Курьеришь?
– Нет, — отвечала она.
– Я теперь не могу гонять, — проговорил Цапля, переступая с ноги на ногу, левая нога не сгибалась: с его коленом было что-то не то. — Я врезался в "воронок".
– Точно, авария! — и Шеветта на миг задумалась, сколько воды утекло, раз она не помнит. — Страховку дали?