Шеветта берет зачехленный дамасский клинок и пытается засунуть его во внутренний карман с молнией. Он туда влезает и, если застегнуть молнию до упора, лежит вертикально.
– А что он делает с твоим ноутбуком?
– Охотится за часами. Я показал ему аукционы в сети, и теперь он роется везде. Залезает в такие места, что я не пойму, как он это делает.
– Он будет здесь жить?
Фонтейн морщит лоб.
– Вообще-то я этого не планировал.
Шеветта встает и потягивается, образ Скиннера, ее старика, сидящего на кровати в комнате на вершине кабельной башни, стоит перед ней. "Плясун", который она "получила" от Кридмора, выветрился, оставив только усталость. Долгий был день. Какой долгий день.
– Мы будем спать в фургоне, в самом начале Фол-сом-стрит.
– Мы — это кто?
– Я и Тесса. Моя подруга.
– Знаешь, я всегда рад тебе.
– Тесса будет волноваться, — отвечает она. — Рада, что повидалась, Фонтейн. — Она застегивает молнию на куртке. — Спасибо, что сохранил нож. — Она так и не услышала истории, которую хотела узнать. Теперь она просто чувствует усталость и, кроме усталости, не чувствует больше ничего.
– Твой нож. Он сделал его для тебя. Хотел, чтобы он достался тебе. Так и сказал, — он поднимает глаза и глядит на нее, седые косицы падают на лоб. И добавляет тихо:
– Все спрашивал, где ты, ты же знаешь.
Вот она, встреча с историей, и как это больно.
39. ПАНОПТИКУМ
Перемещение Лэйни по мировой информации (или движение этой информации сквозь него) давно уже перестало быть лишь занятием и стало способом существования.
Страшная Дыра, пустота в самой его душе перестала ужасать его. Он выполнял миссию, хотя с готовностью признавал, что не имеет ни малейшего понятия о том, в чем, в конце концов, заключается его миссия.
Это началось, размышляет он, попивая сироп от кашля в утробной тьме своей картонной лачуги, с моего интереса к Коди Харвуду. С первых признаков так называемого сталкер-синдрома, который, как полагают, рано или поздно пробуждается в каждом подопытном, когда-либо получавшем дозу 5-SB. Его собственной первой реакцией было, конечно же, отрицание: со мной этого просто не может случиться, через столько-то лет! Харвуд, однако, был ему интересен и по весьма определенной причине; осознание узловых точек, точек, которые генерируют перемены, заставляло его постоянно задумываться о Харвуде. Дело было не в том, что он зациклился на Харвуде, а в том, что события притягивались к Харвуду, ненавязчиво, но неуклонно, как стрелка компаса к магнитному полюсу.
Жизнь Лэйни в этот момент была однообразна: нанятый менеджерами поп-группы "Ло Рез" для содействия "браку" певца Реза и японской виртуальной звезды Рэи Тоэи, он зажил в Токио жизнью, которая вращалась вокруг тусовки на частном, искусственного происхождения островке в Токийском заливе, дорогостоящем холмике из промышленных отходов, на котором Рез и Рэи Тоэи собирались создать какую-то новую реальность. То, что Лэйни оказался неспособен уловить суть этой новой реальности, не сильно его удивило. Рез был настоящим самодуром — очень может быть, последней предпостчеловеческой мегазвездой, — а Рэи Тоэи, идору 26, была развивающейся системой, личностью, которая с помощью непрерывных итераций создавалась из поступающего на вход опыта. Рез был Резом и, по определению, существом негибким, а Рэи Тоэи была той рекой, в которую никто не войдет дважды. Становясь все более независимой благодаря усвоению нового опыта и взаимодействию с людьми, она росла и менялась. Рез не менялся, и психолог, работавший с менеджерами его группы однажды признался Лэйни, что Рез, которого психолог характеризовал как страдающего нарциссическим расстройством личности, был попросту не способен на это. "Я общался с массой людей, особенно в шоу-бизнесе, страдающих этим недугом, — сказал психолог, — но не видел никого, кто бы от этого излечился".