Халявинг.exe

22
18
20
22
24
26
28
30

– Вот ваш рабочий комбинезон, обувь и идентификационная карточка, – сказала Ренди Рупа, выкладывая на стойку нечто напоминающее голубую пижаму с рукавами на резинках и пару белых туфель для боулинга. – Пожалуйста, приложите большой палец к этому датчику, Ренди, чтобы потом ваш шкафчик смог опознать вас. Номер вашего шкафчика 239.

В раздевалке, где стояли шкафчики работников, они стянули с себя уличную одежду и облачились в голубые рабочие комбинезоны и белые пластиковые туфли. Потом тщательно вымыли руки, надели волосяные сетки и защитные очки. После раздевалки находилась зона средней степени чистоты – не более чем десять тысяч частиц на кубический метр. Но уже здесь воздух показался Ренди гораздо чище всего, чем он до сих пор дышал; воздух, лишенный какого-либо запаха, с легкостью втекал в его легкие.

Они прошли через комнату отдыха, где несколько заводских рабочих ели свои специальные беспылевые ленчи, яблочный сок и йогурт или тому подобное. Потом они оказались во второй раздевалке, где следовало переодеться в еще более чистое. Они надели на руки латексные перчатки. Потом тщательно протерли защитные очки и идентификационные значки – протерли все три раза подряд кусочками ткани без корпии, смоченными в специальном растворе алкоголя. Потом надели на головы белые капюшоны своих комбинезонов. Ренди надеялся, что костюмы на заводе будут из запрограммированного имиполекса, но, к сожалению, это был всего лишь бездумный пластик.

– Эти комбинезоны называют костюмы Бати, – сказал ему Нирадж, с добродушной физиономией прижав к щекам обе руки и проделав совершенно кроличьи жевательные движения. – А эти здоровенные галоши – заводские башмаки.

Они нацепили заводские башмаки поверх надетых ранее белых туфель для игры в боулинг. Потом натянули виниловые перчатки поверх латексных перчаток. Нирадж передал Ренди лицевую маску, снабженную особыми клапанами наподобие жабер, позволяющими беспрепятственно входить наружному воздуху при вдохе и пропускающими выдыхаемый воздух через специальный фильтр. Ощущение было такое, словно бы чистоте на этом заводе придают чрезмерное значение, словно бы здесь были одержимы чистотой. Но Ренди нравилась одержимость.

После окончательного переодевания Нирадж повел Ренди по выложенному плитками коридору с множеством крошечных сопел, через которые отсасывался из помещения воздух.

– Это воздушный душ, – объяснил Нирадж. – Пока проходишь этот коридор, полагается три раза повернуться вокруг себя. Обрати внимание, что пол здесь и везде на заводе выложен пористыми плитками. Под полом установлены пылесосы, а на потолке находится ряд вентиляторов. Весь воздух внутри завода меняется десять раз в минуту.

Медленно поворачиваясь под воздушным душем и давая возможность пылесосам в полу вобрать в себя последние частицы грязи с их одежды, Ренди вспомнил фразу из Библии:

«Возрадовался я, когда сказали мне: Пойдем в дом Господень».

После воздушного душа находился храм сотворения молди. Свет был яркий и желтый; от этого создавалось ощущение пребывания в странном подземном мире. Потоки воздуха струились мимо Ренди от потолка к полу. Вокруг неспешно передвигались облаченные в белое фигуры; все казались на одно лицо из-за того, что были одеты совершенно одинаково. Занятие находящихся в помещении людей сводилось к перемещению светящихся изнутри порций имиполекса, кусков размером начиная с небольшую сосиску для завтрака и заканчивая гигантской болонской колбасой в четыре фута длиной.

Весь завод был размером, наверное, с большое футбольное поле, с потолком высотой пятнадцать футов, где по разветвленной системе монорельсовых трасс перемещались от одного контейнера к другому части имиполексовых порций в различной степени готовности.

Сам по себе сырой имиполекс вырабатывался в череде камер, лабораторных автоклавов, вакуумных камер и дистилляторных колонн, с подключенными трубами подачи химических растворов, выходящими откуда-то из-под пола.

Работники узнавали идущего по залу Нираджа, которого провождал Ренди, и подходили, чтобы хлопнуть босса Ренди по плечу или шутливо ткнуть кулаком в живот – при этом они походили на рабочих муравьев, обменивающихся приветственными прикосновениями усиков во время ухода за своими личинками.

– Здесь у нас в ходу прикосновения друг к другу, – объяснил Нирадж. – Так принято. Наверное, мы потому используем язык жестов и прикосновений, что часто видеть лица друг друга невозможно. А может быть, потому, что все тут очень чистое.

Единственное загрязнение, которое Ренди ощущал в идеальной чистоте заводской атмосферы, было его собственное пропитанное мясным духом дыхание, постоянно колышущееся перед его дыхательной маской. Ему очень хотелось сорвать с лица защитную маску и полной грудью вдохнуть идеально чистый воздух завода. Но тогда он должен будет и выдохнуть тоже без маски, а заводу это явно не понравится – датчики немедленно определят повышение количества частиц на кубический метр, и замигают сигналы предупреждения.

Они спустились на эскалаторе вниз, в субзавод, на уровень ниже основного уровня заводского помещения. Здесь находилось оборудование, поддерживающее процессы в аппаратах в основном уровне завода. Здесь имелись электрические генераторы, огромное количество трубопроводов, емкости с кислотой, системы фильтрации, вакуумные линии, оборудование слежения за количеством частиц в воздухе – мили проводов, труб и пучков толстых кабелей заполняли пространство этого огромного помещения со стенами из бетона. Это было то место, где Ренди предстояло работать, ремонтировать, собирать и налаживать систему трубопроводов завода.

Жилье, которое наследники подыскали для Ренди, находилось в новеньком чистом небоскребе прямо возле аэропорта Бангалора. Большая часть людей, проживающих в этом небоскребе, были рабочими и учеными неиндийских национальностей, приехавших работать по найму в различные высокотехнологические компании Бангалора. Прожив тут неделю в напряжении и полном одиночестве, Ренди решил переехать в центр города, в место, где можно было жить среди настоящей Индии, в сумрачную комнату в старинном каменном здании на склоне холма между полными разноцветия орхидей Садами Лалбах и вечно не умолкающим Ганди-Базаром.

Поразительное разнообразие Индии подействовало на Ренди успокоительно. В аккуратном, но абсолютно скучном Луисвилле все были либо плохие, либо хорошие, богатые или бедные, черные или белые – на улицах же Бангалора можно было отыскать любое сочетание красок, физическое либо духовное, жизнь здесь все время неустанно менялась, перемешиваясь в своих богатейших переплетениях.

Дом, где себе нашел жилье Ренди, назывался «Типу Бхарат»; Типу было имя древнего индийского принца, а Бхарат – индийское название страны, Индии. Стены Типу Бхарат были покрыты вырезанными каменными узорами, напоминающими бесконечные ожерелья, и украшены многими арочными нишами с небольшими яркими имиполексовыми статуями богов, самодвижущимися иконами, размахивающими своими маленькими ручками и, казалось, наблюдающими за прохожими. На крыше дома имелась открытая терраса, где обитатели Типу Бхарат могли сидеть и любоваться Восточным или Западным Чатом, далекими горными хребтами, окружающими высокогорное плато Бангалора.

Неподалеку от Ганди-Базара находилась улица, которую облюбовали себе голые святые и блаженные, их называли здесь садху; днями и ночами садху сидели на улицах в специальных маленьких будках, в каждой из которых имелась небольшая горелка, одеяло, метелочка отгонять мух и коллекция блестящих разнообразных религиозных принадлежностей, изготовленных из имиполекса. Иногда один или другой садху устраивал представление: забивали заостренные колышки себе в голову, разжигали костер на улице и ходили по углям, высасывали кровь из шеи живого цыпленка или проделывали что-нибудь еще более фантастичное и отвратительное. По вечерам Ренди часто ходил на эту улицу, чтобы посмотреть представление.