Я остановился около арочного входа, выложенного крупным булыжником с кичливой надписью "Одеон". Пошарил в карманах. Если не выпью сейчас, точно окочурюсь от холода. Вниз вели каменные, разбитые ступеньки.
— Франко, как я рад тебя видеть! Сколько лет, сколько зим! — рядом без приглашения шлёпнулся лысоватый толстяк в плохо сидевшем на нём темно–сером костюме. Он явно шёл за мной. Бросил на столик шляпу "борсалино" с блестящей шёлковой лентой, прямо рядом с моей чашкой, о которую я грел руки. — Чего пьёшь? Фу, какая‑то бурда, — сунув нос в моё пойло, фыркнул он. — Давай я тебя угощу.
Он щёлкнул пальцами, показав, что хочет. Бармен быстро нарисовался рядом и выставил перед ним два стаканчика.
Я не пошевельнулся.
— Слушай, Франко, у нас есть кое‑что для тебя, — почти не понижая голос, с серьёзностью "шестёрки", посланной на очень важное задание, произнёс он, подвигая ко мне стаканчик. — Маленькое дельце. Я знаю, тебе нужны деньги. — Он вытащил увесистый золотой портсигар с огромным безвкусным рубином на крышке. Эффектным движением фокусника раскрыл, демонстрируя содержимое. — Не хочешь?
— Риззо, исчезни, ты мешаешь мне наслаждаться кофе.
— Кофе? — он презрительно хмыкнул. — И чего ты пьёшь, Франко, капучино или эспрессо? Почему ты вдруг стал такой гордый? Отделился от нас всех? Ты же знаешь, дон Доматто очень расположен к тебе. Франко Романи, Франко "Пианист", крестник великого дона Марчианно. О, Дева Мария, да упокоится его душа, — добавил он, подняв глаза к небу, коротко перекрестившись.
— Если через три секунды ты не испаришься отсюда, я разобью о твою лысую башку эту чашку.
Я поднял на него глаза и толстяк словно сдулся, хотя я не пытался его напугать.
— Ты идиот, Франко, — процедил он, сквозь зубы, вставая, сильно разочарованный во мне и провалом задания. — Сдохнешь на помойке.
Риззо, ублюдок, ни тебе, ни твоему гребанному дону Доматто не понять, что я не хочу возвращаться в прошлое. Не хочу! Черт возьми!
Я вошёл в гостиную казино, ещё пустую, без публики. На фоне рояля выделялся стройный женский силуэт. Осиная талия, бесконечно длинные стройные ножки, литая грудь, соблазнительно выглядевшая в разрезе золотистого платья. Мы женаты с Ритой пять лет, а я хочу её, как в тот день, когда впервые увидел. Если бы мог, сделал бы её голливудской звездой. Но на "фабрике грёз" свои законы. Я слишком мелкая сошка по сравнению с каким‑нибудь Говардом Хьюзом. Впрочем, он ни хрена не разбирается в кинематографе.
Я вскочил на эстраду и обнял Риту сзади, поцеловал в шею.
— И что вы тут делали без меня? — спросил я, делая вид, что ревную.
— Мы репетировали с Гленом, — объяснила она совершенно очевидную вещь.
Глен оторвался от клавиатуры рояля и бросил на меня на удивление печальный взгляд.
— Классно играешь, — сказал я, чтобы ободрить. — Я в тебе не ошибся. Из тебя выйдет толк.
— А Франко тоже играл раньше, — вдруг подала голос Рита. — Правда, дорогой? И ничуть не хуже тебя, Глен.