Это чувство сменилось омерзением. Он почувствовал, что начал призирать их. Призирать, за их низость, серость, непросвещенность. У каждого из них было в тысячу раз больше возможностей, чем имел он сам, но они были настолько глупы и невзрачны, что даже не видели, не понимали этого. Перемена произошла слишком быстро, чтобы Иззи успел на нее среагировать. Он даже не успел заметить, что прохожие вызывают у него отвращение и ненависть. Он шел вперед, ведомый Робертом, пряча свое лицо. Но он прятал его не для того, чтобы кто-то заглянул за границу его глаз, а наоборот. Иззи берег себя, свой внутренний мир от них, чтобы они не успели запятнать его своей скверной.
Но на этом причуды и сюрпризы внешнего, нового мира не закончились, и самое страшное поджидало Иззи Голдмена на улице, когда они переоделись в приготовленную заранее одежду и покинули пределы неизвестного строения.
Небо…
Иззи Голдмен смотрел на него детскими наивными глазами, в которых застыл холодный страх. Среди огромных зданий, царапающих брюхо голубого небосвода, он мог разглядеть лишь крошечную часть всего необъятного, но оно было поистине страшным. Бесконечное, далекое - оно давило на него своей страшной синевой, и он почувствовал себя крохотным муравьем, который слоняется под ногами великанов. Он смотрел на него и дрожал всем телом. Смотрел и боялся отвести взгляд, потому что оно наверняка раздавило бы его в ту самую секунду, когда он утратит бдительность и отвернется. Словно вкопанный гранитный истукан, Иззи остановился посреди улицы, в толпе прохожих, запрокинул голову наверх и взглядом устремился ввысь. А оно манило его… притягивало… звало… Это было самым страшным, и одновременно самым потрясающим, что он видел когда-либо в своей жизни…
Где- то там, в вышине, между недосягаемых крыш небоскребов, показался яркий диск ослепительного белого солнца…
На глазах появились слезы…
Иззи Голдмен сел на стул, который он задвинул в самый далекий и темный угол гостиной, в которую его привел Роберт. Он сел, поджав под себя ноги, и озирался по сторонам, как загнанный зверь, прячущийся в уходящей тени. Он не знал, как реагировать на все происходящее вокруг, не знал, кому верить и что делать дальше. За тридцать пять лет своей замкнутой жизни, он начал улавливать тонкий смысл своего одинокого существования, и вот сейчас, его вышвырнули вон из уединенного мирка, и он чувствовал, ощущал каждой клеточкой своего тела, что он здесь чужой…
- С вами все в порядке?
- Нет, Боб, - он не посмотрел на него. - Со мной вообще все не в порядке.
- Мистер Голдмен…
Тот закачал головой из стороны в сторону, словно заранее опровергал любой довод Льюиса.
- Я знаю, Боб. Знаю, что ты сейчас скажешь.
- Знаете?
- Да. Ты скажешь, что прекрасно понимаешь меня, но это не так. Сейчас, даже я сам не понимаю себя. Я не понимаю ничего вокруг. Не понимаю этот мир, эту жизнь и этих… этих… - Иззи посмотрел ему в глаза. Его рот исказила скорбь, а глаза блестели в тусклом свете. - Я не понимаю этих людей, Боб…
Роберт молчал. Перед тем, как до их квартиры оставалось меньше квартала, они наткнулись на огромное видео-панно, установленное на небоскребе, высотой в десяток этажей. На нем, возле огромного портрета Иззи Голдмена, были слова «Убийца. Психопат. Маньяк»…
Льюис предполагал, что нечто подобное обязательно застигнет их, и наверняка Иззи скорее узнает правду от диктора новостного блока, чем от него, но, как бы он ни старался, избежать этого было невозможно.
- Почему, Боб?… Скажи мне, почему?
- Мистер Голдмен…
- Почему они ненавидят меня? Я ничего такого не делал…
- Дело не в вас. Дело в них самих.