Некондиционный

SWAT были крутыми ребятами и действовали они действительно сообща, как одна команда. Настоящие профессионалы, никаких претензий. Но всё-таки они были людьми – разными, пусть и унифицированными при помощи одинаковых имплантатов, тренировок и программ боевого слаживания, а тут...

Это был единый организм, запертый в сотнях металлических тел, каждое из которых по отдельности не имело никакого значения. Когда SWAT окружал противника, они, хоть и недолго, переговаривались, анализировали ситуацию – каждый свою, и, наконец, выполняли приказ.

Когда противника окружали новокопы – это было очень похоже на то, как человек сжимает кулак. Без лишних слов и мыслей, не управляя каждой мышцей по отдельности, предельно быстро, эффективно и смертоносно.

- Боже мой… - говорил я, леденея от ужаса, видя как новокопы зачищают территорию. Я думал, что против нас будут такие же полицейские, как и мы – простые парни с телами, напичканными механикой и электроникой, но не ожидал, что придётся столкнуться с подобным. Столкнуться и почувствовать себя морально устаревшим. Древним ископаемым, на смену которому пришёл новый, более совершенный вид.

Те, кому не повезло остаться на земле, отстреливались, прячась за импровизированными укрытиями – техникой, металлическими обломками, глыбами асфальта, вывороченными взрывом, но всё тщетно. Можно было невооруженным взглядом увидеть, как нашу оборонительную линию затапливают серые тела – одинаковые и многочисленные, как насекомые. Со стороны это и выглядело, как вторжение муравьёв, но тогда мне было не до сравнений. Ужас. Я запомнил один лишь бездонный ужас.

«Фаза номер три» - это, наверное, преследование противника в воздухе. В отличие от наших лётчиков, вертолёты корпорации владели искусством воздушного боя в совершенстве.

Нашу машину болтало – пилот, очевидно, уходил от трассирующих пуль, но только потом, уже в тюрьме, я понял – нашей машине изначально была уготована роль участника «Фазы четыре». Другие вертолёты подбивали с легкостью и грацией. Если на земле мы ещё как-то могли противостоять Компании, то тут, в воздухе, оказались совершенно беспомощны.

В иллюминатор было прекрасно видно, как соседние машины прошивали пулемётные очереди. Никаких самонаводящихся ракет не требовалось – автоматика знала своё дело и управляла вертолётом по-настоящему изящно и математически выверенно. Бам! И ещё один объятый пламенем BFC-13 падает вниз. Из его распоротого брюха сыплются человеческие тела – маленькие, едва различимые на фоне чёрного ночного неба, а мы сидим в своей консервной банке и молимся, чтобы следующими были не мы; кто угодно, только не мы…

Громкий хлопок где-то в хвостовой части вертолёта. Сердце заходится от ужаса, пилот орёт и матерится, пассажиры тоже. «Скорее бы всё закончилось», - думаю я, скуля от страха.

- Аварийная посадка! – кричит пилот по рации, но нам всё равно. Сажай свою птичку поскорее, иначе…

Нас начинает вращать, как будто вертолёт попал в барабан стиральной машины. Скрежет, снова хлопок, я уже ничегошеньки не соображаю и молюсь, хотя до этой ночи не верил ни в бога ни в чёрта. Небо уже не кажется таким желанным и спасительным, а земля несётся навстречу - неуютно твёрдая. Двигатель надрывается – я слышу это по резко сорвавшемуся в свист шуму винтов. Запахло палёной проводкой. Кто-то орёт у меня прямо над ухом и толкается.

Тряхнуло, повело, заскрежетало.

Завалило на бок.

Затихло.

Винты с прощальным «тах-тах-тах» сломались об асфальт. Такое ощущение, что на меня упали все, кто сейчас был в вертолёте. Ничего не видно и трудно дышать. Вылезайте поскорее, черти… А их и упрашивать не надо! Бегут, бегут во всю мощь, лезут из всех щелей, уже не заботясь друг о друге – забота и взаимовыручка остались там, далеко. Сгорели вместе с колонной.

Рядом с нами ахнулся ещё один вертолёт – тоже с шумом, лязгом, искрами и прочими спецэффектами. Я вылез и тут же углядел Рутланда, что озирался по сторонам и, наверное, искал меня.

- Стоя-ать! – рявкнул я, подбирая валявшийся рядом пистолет, потерянный каким-то копом, и стреляя в воздух. - Надо помочь им! Стоять!!!

Копы останавливаются, оборачиваются. Я вижу, как в паника в их глазах отступает.

- Живо! Там могут быть раненые! – я указываю рукой в сторону горящей машины, рухнувшей на той стороне тёмной, хоть глаз коли, улицы.

Тронулись с места, побежали.