— Он не знает; он просто создает себе дом, с библиотекой, залом для балов, и живет в нем с девушкой; она рожает дочь, умирает; он воспитывает девочку, очень любит ее; такой уютный мирок, полный вещей, запахов, еды; и размышляет о том, что могут охотиться, скорее, за его дочерью, потому что она носительница дара…
— Круто. Боевичок такой.
— Да нет, на самом деле все медленно и занудно; я пишу его дневник — он старомодный такой, в стиле восемнадцатого века. Ты поедешь?
— Сегодня же «Музыка во фраках и джинсах».
— Поезд туда идет раз в два дня, отправление в четыре утра.
— Ты уже посмотрел?
— Ну да, — Макс встал налить себе еще чаю, его пижамные штаны подкатанные до колен, сползли до щиколотки обратно; Снег растрогался, вздохнул, наложил себе омлета, нацелил вилку. — Тосты?
— С маслом и мандариновым джемом.
Макс сделал тосты и сел обратно за свой рассказ, закурил очередную сигарету. Снег поел, нашел второй мундштук и тоже закурил.
— Вкусно.
— Я рад. Тому, что ты ешь.
— Значит, уже можно опять смотреть на трупы. Там же дети.
— Я читал.
— А вдруг я умру? В снегах, на лыжах… Я ж даже на лыжах кататься не умею.
— Значит, не умрешь. Все дело в лыжах.
— О, Макс… ладно, закажи мне билет.
— Я уже заказал. На сегодня. Мы даже успеем поужинать где-нибудь. И вот, возьми… Макс положил на стол цепочку с крестиком — это был его детский, серебряный, с маленьким бриллиантиком в центре; без распятого Иисуса; Макс не выносил распятого Иисуса; любил, когда он изображался с мечом и в короне; он считал Иисуса кем-то вроде Арагорна — последним королем.
— Зачем?
— Вдруг там дьявол?
— Я же не верю в Бога.