Чужое сердце

– Сейчас необходимо не допустить участия социальной службы, – заметила Ивонна, озабоченно сдвинув брови. – Они уже налетели – как грифы, простите за сравнение, конечно! Мамаша в полной прострации – они постарались. Обвинили ее во всех смертных грехах, вплоть до того, что она сама продала печень сына, представляете? Хорошо, что зав-отделением встал стеной и заявил, что ребенка сейчас нельзя транспортировать, а то они готовы были его забрать в детприемник прямо из больницы.

Происходило то, чего я боялась, – «защита детства» в действии!

– Ну, пойдем к родителям? – предложил Никита.

Как выяснилось, и отец, и мать находились в палате. Они сразу же произвели на меня приятное впечатление: невозможно поверить, что соцработники этого не заметили! Мама, блондинка лет сорока, но моложавая и стройная, с покрасневшими от слез глазами, хорошо одетая, сидела на краешке койки Толика и читала ему книжку. Остальные дети тоже слушали, расположившись на своих кроватках. Отец, невысокий, полный мужчина чуть за пятьдесят, стоял у окна, теребя в руках бутылку минеральной воды, купленную, видимо, в магазине на первом этаже.

При виде нас женщина испуганно вскинула голову и напряглась.

– Господи, да когда же это закончится?! – воскликнул отец мальчика. – Один за другим, один за другим – у вас, что, алкоголиков не хватает, к нормальным людям цепляться начинаете?!

– Дмитрий Петрович, не надо так горячиться, – мягко произнесла Ивонна. – Эти люди не из социальной службы и не из милиции, они из Отдела медицинских расследований.

– А, один черт! – отмахнулся мужчина, но тон сбавил: – Чего вы хотите?

– Мы хотим вам помочь, – сказала я.

– Много вас таких помощников! – пробормотал отец Толика. – Валидола на всех не хватит...

– Ладно тебе, Митя, – устало вмешалась женщина. – Они не похожи на тех злобных теток из соцзащиты.

– Мы врачи, – быстро заговорила я, чувствуя, что лед постепенно тает и надо ловить момент. – Я – анестезиолог, а это, – я указала на Никиту, – хирург-трансплантолог. Ну а с Ивонной Леонидовной вы и Толик уже знакомы.

– Он ничего не помнит, – сказала мать, и ее большие карие глаза наполнились слезами.

– Может, оно и к лучшему, Танюша, – отозвался отец, приближаясь и становясь рядом с женой, словно в попытке защитить от любого, кто вздумает ее обидеть. Самое смешное, что отец мальчика вовсе не выглядел героем, скорее походил на обыкновенного бухгалтера, но в данный момент вид у него был довольно грозный. – Лучше, если Толик никогда не узнает, что с ним сотворили!

– Давайте-ка все сначала, – сказала я, беря свободный стул и садясь напротив родителей мальчика. Как раз в это время детям развозили полдник и они, к счастью, оказались заняты поглощением пищи и телевизором. – Когда точно пропал ваш сын?

– Двадцать второго июля, – мгновенно ответила Татьяна. – Около четырех часов дня.

– Где?

– В торговом центре «Мега» на Парнасе. Я оставила его в игровой комнате. Лето было, и там подрабатывали какие-то студенты, ребятишек развлекали. Я решила, что Толик будет там под присмотром... Господи, какая же я дура! Как я могла оставить своего сына с незнакомыми людьми, которым на него наплевать?! Эта девица в игровой комнате – она даже не вспомнила нашего Толика, представляете? Я описала его в мельчайших деталях, а она только плечами пожимала...

– Сколько времени вы отсутствовали?

– Боже мой, да мы уже тысячу раз отвечали на эти вопросы! – снова возмутился Лавровский-старший. – И в тот день, и потом несколько раз, и сейчас вот следователь снова о том же самом спрашивал!