Машина отъехала. Док Фримен взглянул на нахохлившегося Клэнси.
— Клэнси, вы слишком грубо обошлись с Капроски.
Клэнси свирепо скривил нижнюю губу.
— Ну, не так грубо, как Чалмерс обойдется со мной, когда узнает о случившемся.
— В конце концов, — рассудительно заметил врач. — Кап поступил так, как поступил бы всякий на его месте. Просто произошло… Вы сказали — Чалмерс?
— Да, именно это я и сказал.
— Что, он поручил вам сторожить этого бандюгу?
— Это было официальное задание, — ответил Клэнси. — Мне позвонил Сэм Уайз — он дома лежит больной, но все исходит от Чалмерса.
— А! — Как и все в полиции, док Фримен знал историю перевода Клэнси в 52-й участок. — Все это очень скверно. Чалмерс вряд ли страдает благоразумием. Он уж постарается, чтобы это происшествие вам даром не прошло.
Клэнси смотрел на дорогу.
— Мне это и так даром не пройдет — без его участия. — Он взглянул на дока Фримена, и его губы тронула кривая усмешка. — Не берите в голову, док. Самое худшее, что они могут сделать, это понизить меня в должности, а в нынешней ситуации меня вполне бы устроила должность сержанта на телефоне. По крайней мере по ночам буду спать.
Док Фримен полез в карман и выудил сигарету. Он подался вперед и нажал на прикуриватель. Клэнси достал коробок спичек и протянул Фримену.
— Не работает. — Он покачал головой. Улыбка растаяла, челюсти сжались. — Гос-с-споди! Бывает же такое — везде облом!
Док Фримен прикурил и взглянул на мрачное лицо водителя.
— Не горюйте. Успокойтесь. Считайте, просто наступила черная полоса. Да и Чалмерс не станет на вас баллон катить. Капроски же ему расскажет, как все случилось.
Клэнси только крепче сжал челюсти.
— На этом участке лейтенант все еще я, а не Капроски. И я возьму на себя всю полноту ответственности.
— Ну, тогда нечего себя заранее накручивать. — Док Фримен глубоко затянулся сигаретой и откинулся на спинку. — Послушать Капроски, так этот Росси еще далеко не труп. А насколько я знаю, братья Росси — ребята двужильные.
Клэнси сжал баранку так, что побелели костяшки пальцев.
— Да, — сказал он вяло, глядя на дорогу. — Все они двужильные. Пока из них не выльется литра два крови…