«Внимание! Тревога! Эффективность работы систем — 12 процентов».
— Ну, Мэрфи, не беспокойся. Я здесь, и все будет в порядке, — сказала Мэри.
Доктор Лазарес без труда сняла водонепроницаемую оболочку, обтягивающую все его тело, и начала обнажать многочисленные энерговоды нейропровода. Нажав кнопку, она отключила организм от питания.
Мэрфи погрузился во мрак.
Ему показалось, что вокруг все журчит и булькает. Нечто струящееся как будто слегка подталкивает, обволакивает его. Он прилагает усилия, хочет открыть глаза, но снова видит что-то зеленовато-серое, прозрачное. Это его память. Он плывет в ней. Правда, тело движется очень лениво.
Ему становится очень жарко. Ощущение такое, будто он весь в поту. И неприятно. Очень, очень неприятно. Вдруг обжигает боль в груди. Дышится с трудом. И плечо… оно тоже невыносимо болит.
Он видит лица, сменяющие друг друга: лицо незнакомой женщины и лицо Энн Льюис…
Вдруг вспыхивает яркий свет, над ним — доктор Лазарес. Манипулируя инструментами, она что-то сосредоточенно делает в его груди.
Лицо Берты…
— Я не знаю, подойдет ли, но вот то, что вы просили принести, — сказала Берта, протягивая Мэри кусочки материи.
Мэри взглянула:
— Нет, нет, это не подойдет.
Лицо Марено…
Он старается помочь доктору, но, видимо, сделал что-то не так, потому что из груди Мэрфи резкой струйкой брызнула какая-то жидкость.
Мэри сердится, он слышит ее голос:
— Ах, черт побери! Нельзя же так, парень! Не торопись, аккуратнее…
— Смотрите-ка, ошибка включения! — слышит он голос Ники.
Легкий щелчок — и снова перед глазами Мэрфи мрак. Ему совсем скверно.
— Надо выбраться, надо подняться на поверхность, надо вынырнуть…
Как будто это ему удалось. Вынырнул. Стало светлее, прозрачнее. Голова освободилась, не слышно бульканья и журчания. Наступила тишина.