Гримм. Ледяное прикосновение

22
18
20
22
24
26
28
30

Кесслер бросил взгляд на окно, забыв, что сам же закрыл его шторами. Сейф стоял в доме священника лютеранской церкви: предполагалось, что никто не рискнет ограбить святого отца. Здесь монеты Закинтоса были в безопасности – пока не поползли слухи, что Рудольф Гесс занялся поиском «оккультных» предметов. Тогда хранители монет решили вывезти опасный артефакт из Берлина. Священник церкви, в которую они вторглись, сам был Гриммом – единственным в Берлине. Сейчас он отсутствовал: отправился в Баварию на поиски «особенно опасной» Ищейки. Преподобный Шеллер свято верил, что все Существа должны быть истреблены. Такая точка зрения была не редкостью среди Гриммов, однако Кесслер никогда не мог с ней согласиться. Шеллер же считал всех Существ порождениями Ада и придерживался принципов предков.

– Вот они, – выдохнул Берг, доставая из сейфа конверт манильской бумаги. Вскрыв его, он осторожно заглянул внутрь. – Да. Они здесь.

Мальчик потянулся за монетами, но Кесслер перехватил его руку:

– Не трогай их.

– Монеты ведь не влияют на Гриммов, – удивился Берг.

– Мы не можем быть уверены, что они не влияют на всех Гриммов. Артефакт опасен, – ответил Кесслер, забирая у напарника конверт и снова запечатывая его.

– Они опасны для людей и Существ, – уперся Берг. – Не для нас.

– Монеты опасны не только своими свойствами, – покачал головой старший Гримм, закрывая сейф и снимая шляпу, чтобы промокнуть пот со лба. – Причем для всего человечества. Если бы решать предоставили мне, я бы их уничтожил. Расплавил.

Берг нахмурился:

– Возможно, это еще опаснее. Кто знает, что может случиться при попытке уничтожить артефакт?

– Значит, надо залить их в свинец и утопить в самой глубокой океанской впадине, – Кесслер снова надел шляпу. – Монеты должны быть где угодно, но не там, где люди легко могут до них добраться. Даже Наполеон, и тот использовал их во зло, – он в несколько раз сложил конверт и спрятал его во внутренний карман пальто. – Представь, что будет, если они попадут в руки Гитлеру.

– Гриммы использовали их и будут использовать снова, – настаивал Берг. – Герр Кесслер… Я думаю, будет лучше, если вы отдадите монеты мне. Я моложе. Сильнее. Если нам придется спасаться бегством…

– Не говори ерунды, – оборвал его Кесслер. – Вряд ли ты сильнее меня.

Мужчины поспешили прочь из комнаты священника и, заперев за собой дверь, направились к черному выходу. Оказавшись на улице, оба на секунду замерли, оглядываясь и моргая от яркого света: снегопад закончился, сквозь тучи пробивалось солнце. Улицы были мокрыми от подтаявшего снега. Мимо проехал фургон с продуктами; на повороте его слегка занесло, и водителю пришлось бороться с непослушным рулем. Сразу за церковью начинался сад, укрытый сейчас снежной шалью; тут и там ее протыкали сухие коричневые стебли растений, тянувшихся к небу.

Торопясь уйти с открытого пространства, Кесслер направился по скользкой тропинке в сторону улицы, где был припаркован его серебристый седан.

– Однажды я тоже куплю машину, – с легкой завистью протянул Берг. – Хотя я только бедный адвокат, вечно берущийся за дела, которые не следовало бы трогать… Наверное, вам – как профессору – платят больше. Если даже на машину хватило.

– Я больше не профессор, – ответил Кесслер. – Восемнадцать лет на этом поприще утомят любого. Нет, я унаследовал имение отца и немедленно ушел в отставку. Теперь пишу статьи, исследую… наше дело. Оно стало для меня делом жизни.

– Имение! – воскликнул Берг. В голосе его звучала такая горечь, будто он разом проглотил целый лимон. – Мой отец застрелился, когда потерял свой бизнес. Ничего мне не оставил. Я нищ.

Кесслер припомнил, что Шеллер рассказывал ему о страсти Берга к карточным играм. Возможно, нищета Берга была его собственной заслугой.

Старший Гримм скользнул за руль, заведя двигатель еще до того, как его спутник успел захлопнуть дверцу. Несколько секунд колеса впустую скользили по мостовой. Потом седан все же тронулся с места и покатил по мокрой дороге, влившись в поток других машин.