Я беду от тебя отведу

22
18
20
22
24
26
28
30

Мои руки задрожали, я выронила листок и взялась за книгу. Она показалась мне странной и даже отталкивающей. Её пожелтевшие листы, непохожие на бумагу, скорее были пергаментом или папирусом. На полуистлевших страницах прочитать что-либо не представлялось возможным, поскольку язык текста, написанного вручную, был мне совершенно не знаком, хотя и отдалённо напоминал латынь. В книге также содержалось множество иллюстраций непонятных существ — по большому счёту уродливых и вызывающих чувство брезгливого внутреннего неприятия.

Я вздрогнула от неожиданно раздавшегося звонка в дверь. Бросив обеспокоенный взгляд на своё легкомысленное одеяние, я на цыпочках подкралась к входной двери и, заглянув в глазок, повернула замок.

На пороге стоял Бальдерик Рэй. Вид у него был немного растерянный, хотя на губах его, едва заметная, играла хитрая улыбка. Он что-то тщетно пытался спрятать за пазухой, поскольку… оно шевелилось.

— Конечно же, она не заменит тебе утраты, поскольку невозможно заменить одного друга другим, но я подумал, что тебе нужно отвлечься, и вот… может быть… — тихо пробормотал он, не глядя на меня.

— Она?

Вместо дальнейших объяснений он достал из-под пальто маленький пищащий комочек. Щенок… Моё сердце дрогнуло.

— Её полное имя — «Афина со святых островов», — сказал Б.Р. — Это чистокровная немецкая овчарка, — по крайней мере, так написано в её родословной. Но ты можешь назвать её по-другому, как сама захочешь. Может быть, Ласточка? Ей полтора месяца.

— Её? Это она? Боже… Ласточка?

Мне показалось, он сжался, напрягся как-то…

Наверное, он ожидал, что я скажу какую-нибудь очередную колкость, возражу или надменно, как и раньше, откажусь от его подарка, но я лишь улыбнулась и протянула к щенку дрожащие руки. Обняла и прижала его к груди. Щенок был мягкий и от него пахло молочком. Он тыкался мне носом в лицо и шею, изо всех сил виляя маленьким хвостиком.

— Кажется, ты ей понравилась… Нет, точно понравилась, — с облегчением произнёс Бальдерик Рэй. — Теперь ты просто обязана её удочерить…

— Прелесть!

Я стала сюсюкать со щенком и целовать его, потом вспомнила, что не одна, и взглянула на Б.Р.

Я увидела широкую улыбку на его лице. Он весь просто светился от счастья, и неожиданно мне захотелось сделать что-нибудь приятное для него тоже. Всё-таки он хороший, несмотря на все наши прежние разногласия… И почему я к нему всегда так подчёркнуто несправедлива?

— Как приятно видеть радость на твоём лице… — смущённо признался он, и лёд в моём сердце начал стремительно таять.

— Да что же ты наделал! — воскликнула я. — Я не могу оторваться от этой лапуси! Так бы и зацеловала!

— Ты же её затискаешь насмерть, а ей нужно много спать, потому что она ещё ре-бё-нок, — со смехом заметил он. Я нехотя отдала ему щенка.

— Знаешь, у меня есть кое-что. Возможно, тебе это будет интересно, — предположила я.

Б.Р. продолжал молча улыбаться, но в глазах его сверкнули искорки любопытства.

— Бабушка оставила мне одну книгу. Я пыталась её прочесть, но ничего не поняла. Картинки в ней есть. Правда, — я слегка поморщилась, — мерзкие малость.