– Не очень, но ночь эта особенная.
– И чем же?
– Шабаш у ведьм нынче. На Лысой горе…
– Я тебя умоляю. Оля, ты в каком веке живешь?
– А мне кажется, это ты, Лёня, забыл, что третье тысячелетие осталось по ту сторону компьютера. Здесь – темные века. И значит, самый разгар мракобесия… Но я вообще-то о другом сказать хотела. По преданию, именно сегодня, в полночь расцветает папоротник… Вот бы увидеть.
– Суеверие и опиум для народа.
– Может быть. Но если это брехня, то почему ее до сих пор не разоблачали всякие фомы неверующие?
– Потому что красивая сказка, вот и прижилась.
– Сказка, значит? – в голосе Оли зазвенело торжество. – А это что, по-твоему? Мираж?
– Охренеть! Нет, так не бывает… – Леонид остановился.
Чуть в стороне от тропинки, среди зарослей, отчетливо мерцал красноватый огонек. Очень похожий на сигаретный.
– Курит кто-то? Может, Травник? Эй! Кто здесь?!
Огонек на оклик не отреагировал. Зато возмутился дремлющий лес.
Что-то затрещало в кустах справа. Ухнуло и хрипло застонало за спинами. А вслед сорвалась с ветки и, тяжело хлопая крыльями, едва не задев шляпу, наискосок пронеслась большая птица… В кустах опять заворочались и заворчали.
Оля тихо пискнула и попятилась.
Если честно, Бурому тоже стало немного не по себе. Но кто стал бы вспоминать об опасности, глядя на такое великолепие! То бледно-розовый, то ярко-алый огонек пульсировал, словно в такт биению сердца, и звал к себе.
Стараясь не вспугнуть чудо, Леонид осторожно шагнул вперед. Громкий хруст сухого хвороста немедленно выдал всю тщетность его стараний. К счастью, огонек при этом даже ритм мерцания не изменил.
– Он нас не боится, – прошептала Оля, крепко сжимая руку парня.
– Или не видит, – так же шепотом ответил Бурый. Потом остановился и произнес, задумчиво теребя кончик носа: – Оля, мы идиоты?
– Не обязательно…