Без имени

— Эй, сова, открывай, медведь пришел, — последовал громкий незнакомый голос, затем гаденький смешок.

Фанни притихла, желая сделать вид, что никого нет дома.

— Я знаю, что ты здесь, соседка! Видел, что вернулась. У вас на кухне ждал. Открывай! Я — твой сосед снизу. Уже везде затопили, а моя батарея холодная. Весь стояк потому что холодный, сверху донизу. А кран только у тебя. Надо воздух спускать. Я тут раньше бывал, до тебя тут Люська жила. Там, на батарее, кран сломан, а я инструмент принес, отверну плоскогубцами, там штырек есть. Вода хлыстать начнет — приготовь тазы, будешь бегать и сливать! Ну! Открывай! — последовала новая очередь сильных, тупых ударов.

После минутного размышления Фанни боязливо открыла дверь и снова уселась на тот же стул, ожидая, когда незнакомец подойдет к батарее. Неожиданный гость, однако, не стал осматривать батарею, а направился прямо к ней, на ходу открывая ящик с инструментами. И вскоре у него в руках оказались вовсе не плоскогубцы, а здоровенный топор. К тому же, он стал в раскоряку между столом и спинкой кровати, не давая проходу и угрожая топором.

Фанни растерялась от неожиданности и нелепости ситуации.

— Ты что думаешь, коза! — нехорошо, в дикой звериной усмешке, скривился мужчина. — Я тут цацкаться с тобой пришел, чаек распевать? Я убить тебя пришел! И знаешь, почему? Да потому, что у тебя — все так хорошо, а у меня — плохо!

И он размахнулся, заведя за спину над головой топор.

Фанни громко закричала и схватила только что закипевший чайник. Не останавливаясь, двинулась вперед, тут же плеснув кипятком на мужчину и попав ему на брюки.

— Ай! — заорал тот, вмиг опустив, затем отбросив в сторону топор и схватившись за причинное место. Воспользовавшись такой заминкой, Фанни бросилась мимо него к двери, быстро схватила висевший на вешалке мокрый плащ и сапоги — и метнулась прочь. Промчалась по коридору, прямо в тапочках выскочила на площадку и добежала до лифта.

Лифт, к счастью, оказался на этом, последнем, этаже, и Фанни, заскочив в кабинку, как только распахнулись его створки, начала обуваться и одеваться под его скрипящие звуки. Механизм медленно опускался. И вот, наконец, выскочив на улицу, она бросила тапочки и опрометью помчалась прочь.

* * *

Через несколько кварталов бега, когда она сворачивала то вправо, то влево, она с ужасом поняла, что ее нагоняет машина и начинает двигаться сзади нее, на небольшой скорости. Фанни пыталась заскочить в ближайший магазин — но его двери оказались закрытыми, как и последующего за ним кафе. Было довольно поздно, и рабочий день закончился. Прохожих на улице тоже было мало. Она, как затравленный зверь, побежала вперед изо всех сил. Машина с тонированными стеклами все так же следовала сзади: не увеличивая скорость, но и не оставляя своего преследования. К ужасу Фанни, она поняла, что дальше последует длинная решетка забора, без подворотен, перекрестков и дверей. Она бежала и бежала, преследуемая неизвестными, пока не выбежала на новый перекресток и не свернула вновь на темную, пустую улицу, потом — вновь бежала и сворачивала, сворачивала и бежала…

Иногда ей казалось, что она умеет останавливать время. Вернее, такое, бывало, с ней происходило… Выпадение из времени или из действительности… В первый раз это случилось однажды, когда она еще училась в школе и ожидала двух своих подруг в фойе театра, чтобы купить вместе билеты и пойти на спектакль, который скоро должен начаться. Тогда произошло нечто неожиданное. Она подошла к рекламному щиту, занимающему одну из стен справа от входа, и долго разглядывала портреты актеров и актрис и фотографии сцен из спектакля. И вдруг… Её стало будто бы уносить, затягивать куда-то. Кажется, вот-вот она окажется там, в далеком прошлом, среди дам в длинных платьях и молодых людей с тросточками. Будто бы повиснув в пустом пространстве между мирами, витая абсолютно вне действительности, она услыхала, как из глухого колодца, смех и разговор своих подруг, которые, не найдя ее, ушли прочь. Очнувшись и вновь обнаружив себя внутри пустого фойе, Фанни, удивленно озираясь вокруг, вышла на улицу. Часов у нее не было. Она шла и шла по улице, ошарашенная происшедшим, и, когда спросила у прохожего, сколько время, сильно удивилась: было еще очень рано, слишком рано для спектакля. И она не нашла ничего другого, чем поехать обратно, домой, чтобы тупо не слоняться по улицам в ожидании. И… побоялась возвращаться в театр. А позже она узнала, что в тот день и в то время подруги действительно зашли в фойе и не обнаружили её там… Она переместилась во времени? Стала невидимой? Или, и то, и другое?

И сейчас Фанни вдруг почувствовала, что земля уходит у нее из под ног, и вот она бежит в абсолютной пустоте…На время она будто бы выпала из реальности, погрузившись в непривычные ощущения, а, когда вновь осознала окружающее, то оно переменилось. А, быть может, это ей только показалось. Время, казалось, теперь было более раннее, поскольку вокруг было довольно много людей, да и многие кафе еще не были закрыты. Но Фанни все равно потом долго петляла, отчужденная от всего, по улицам города. Затем, наконец, остановилась и перевела дух. Впереди — витая решетка Летнего Сада. Михайловский замок. Бесконечный дождь. Легкий порыв ветра и страха. Она робко обернулась, но сзади теперь не было никаких преследователей. Все равно — только все время двигаться. Мимо Летнего Сада… Дойти до Дворцовой площади…Свернуть к Адмиралтейству… Исаакиевский Собор…

«Как там, — вспомнила Фанни, — Дом на Фонтанке… Масоны… А еще — дом-музей Набокова? Стоп! Вот он, пожалуй, отсюда поближе будет. За полчаса точно дойду», — и она повернула обратно, к Невскому, и набрала номер, который ей дал Неназываемый.

— Я иду, — сообщила она коротко, как только дозвонилась.

— Хорошо. Вас ожидают, — ответил ей ровный женский голос.

Когда она уже подходила к нужному ей дому, от одного из близлежащих зданий, выстроенных в стиле модерн, с большими витражами, отделилась старуха в темном, зимнем пальто, застывшая под его стенами, как кариатида. Старая и скрюченная, с большим носом, она повелела следовать за ней. «Кого она мне напоминает? А, ну да… три карты, три карты… Старую графиню. Это — ее призрак? Говорят, он гуляет до сих пор по Петербургу», — подумала Фанни, последовав за старухой.

Когда они выбрались на Невский проспект и пошли среди нарядных толп молодых людей и девушек, жаждущих приключений, то старуха, не обращая ни на что внимание, схватила Фанни за руку и продолжала вести все дальше и дальше на довольно приличной для бабки скорости. Рука у нее оказалась неожиданно теплой и нежной на ощупь. И вскоре они были у лестницы, ведущей в одно из зданий, которое внутри оказалось не запертым и пустым. По внутренней парадной лестнице они поднялись к резным, старинным дверям. Бабка неожиданно скинула шубу, кинула ее на стоящую рядом с дверью деревянную лавочку, распрямилась и… сняла с головы великолепно и натурально выполненную резиновую маску. Скинула уродливые сапоги…

Бабки больше не было, теперь это была девушка, возможно, индуска, в ярком шафрановом платье, похожем на сари, но более коротком, до колена, и в полупрозрачной накидке-шарфе. А за дверями снова оказалась небольшая парадная лестница вверх и длинный, идущий в обе стороны, коридор. Они прошли направо вдоль этого коридора, и незнакомка открыла ключом одну из ряда дверей. Фанни вошла первой и оказалась в большом круглом зале с высокими потолками и стрельчатыми окнами по полуокружности, выходящими во двор. С другой стороны, сверху, шли массивные ложи.

Там, посередине зала, за столом, расположенным в центре, сидел молодой человек с коротко стриженными русыми волосами. При их появлении он оторвался от книги и уставился на вошедших весьма проницательным взглядом умных глаз. Над его столом зависал некий странный осветительный прибор или украшение, состоящее из кристаллов, камней и трубочек. Прибор зашелестел, повернувшись к вошедшим другой своей стороной и сменив красный цвет некоторых своих камней на зеленый, и даже цвет освещаемой им скатерти тоже стал меняться.