Искусственный свет

Привалившись к маленькому земляному холмику, снайпер достал из заднего кармана пачку сигарет. Прикурив, он, не спеша, сладко затянулся, прежде чем начать рассказ.

– Однажды мы втроем – я, Энди и Ральф, хорошенько надрались в аэропорту. Это было после того как мы здорово отметелили группу из почти дюжины жрецов-язычников, которые практиковали вызов Белиала – правой руки Люцифера. Ничего у них конечно не вышло, но преподать им урок всё же стоило. Так вот, в аэропорту, Ральф, непонятно каким образом прихватил не свой – чужой чемодан. Потом, когда он всё же нашел свой, мы долго их сравнивали и всё не могли понять, как же он сумел их, совершенно разные, перепутать. Но это было потом. А тогда, он, ничего не заметив, забрал этот чемодан с собой в отель.

«Эдем» как всегда заказал нам люксовый номер, и мы, сразу добравшись до кроватей, обессиленные экспедицией и алкоголем, мгновенно все трое отключились. Наутро, мы с Энди проснулись от громогласного вопля командира.

Когда мы со здоровяком увидели его, он стоял посреди комнаты с поднятым перед собой, чемоданом, и вытряхивал всё его содержимое.

Весь пол был усеян трусами, носками, футболками и прочей одёжкой. И тут, растерянный взгляд Ральфа вдруг привлёк небольшой забавный бантик с изображением кошечки.

Как сейчас помню – он подошел к груде белья, и опустившись на колени, осторожно, двумя руками, словно хрустальную бабочку, выудил из листвы этот бантик. Потом он прижал его к груди и зарыдал. Никогда не видел его таким ни до того случая, ни после. Вечером, за рюмкой коньяка он, нам с Энди, всё рассказал.

«Это было ещё когда я служил в спецподразделении, известном как «Карающая длань»» – начал он свою исповедь, а мы со здоровяком, расположившись неподалеку от минибара, достали себе по бутылочке пива и приготовились его слушать – «Обычно командировки занимали никак не меньше полугода, после чего я на пару месяцев возвращался в семью лишь для того чтобы убедиться, что у них всё в порядке и им всего хватает, после чего я вновь отправлялся на очередное задание.

Когда мне было тридцать два, а было это в две тысячи сто третьем году, я прибыл со спецзаданием в Северную федерацию. Предыдущий начальник погиб при разведывательной операции. Я готовил, оказавшееся без командира, подразделение к вылазке, когда однажды ночью на моем столе каким-то образом оказалась фотография, на которой я увидел мою дочь. Разорванная, словно диким зверем, она лежала в опавшей листве лицом вниз. Совершенно не помню, что я почувствовал в тот момент. Всё что я запомнил после этого – полёт в самолете и рваные картины того, как я добирался до двери своего дома. Оказавшись внутри, я вдруг, с предельной ясностью осознал, что всё что я так долго создавал, всё, о чем заботился, всё что любил – абсолютно всё, всё в один момент полетело ко всем чертям. Потеряв Джуди, я потерял и смысл своего существования. Помню я кричал, я рыдал – вопил словно умалишенный, царапая стены и разбивая о них кулаки. Я хотел, чтобы мне стало легче, хотел отогнать от себя эту раздирающую душу, боль. После нескольких часов самобичевания меня наконец взяла слабость, и я уснул.

Проснулся я спустя лишь месяц. Окружённый пустыми бутылками и воняющий как самая грязная канализационная труба мира, я вновь обрел смысл существования. Хорошенько поработав над своим внешним видом и приведя себя в порядок, я отправился в полицейский участок. Мне ничего не стоило надавить на толстяка полицейского, который, едва ли не на блюдечке преподнёс мне все данные по делу того ублюдка, который буквально вчера был задержан по подозрению в семи убийствах. В числе его жертв была и моя Джуди.

Филипп Нолан – эта надпись в графе «подсудимый», навсегда отпечаталась раскаленным железом на моем сердце. Улики против этой твари в обличии человеческом были неоспоримы, и он даже не стал отрицать своей вины.

Мне оставалась сущая мелочь – обеспечить побег этому ублюдку. В этом не было никакой проблемы. Я всё выстроил безупречно, и был тем, кто протянул руку этому педофилу, выбиравшемуся из канализационной трубы, был тем, кто вытянул его из тюрьмы. О боги! Знал бы он куда бежит, он бы остался по ту сторону решётки и до конца своих дней – прятался бы за ней от меня. Но ублюдок ничего этого не знал и даже не догадывался. Он просто считал себя необычайным счастливчиком и баловнем судьбы.

Я привёл его в свой дом, накормил и напоил. Позволил помыться в душе и только после того как он, почувствовав себя в полной безопасности, прилёг на кровать, я схватил его, связал и заткнув рот кляпом, бросил в тёмный гараж, где он пролежал всю ночь. Бедняга наверняка всё это время гадал, кто я из тех семи отцов, которых он лишил дочерей. Я тоже не спал всю ночь, подготавливая себя к тому что должен был сделать.

Когда забрезжил рассвет, я собрался с силами и вошёл в гараж. Он по-прежнему лежал на животе со связанными за спиной руками. Услышав, как я вошел, он призывно застонал. Не обращая внимания на звуки, которые он издавал, я поднял его и усадил на поставленный загодя, в углу гаража, стул. Привязав его ноги к ножкам стула, я взял с одной из гаражных полок, заготовленную канистру с бензином и полил его ступни.

Помню тот взгляд. Он смотрел на меня глазами полными ужаса, пытался своим взглядом остановить меня, вызвать жалость, но я держался молодцом. Я видел перед собой только мою Джуди, изуродованную, разворваную до самых её белых тонких косточек. Чиркнув спичкой, я посмотрел в глаза ублюдка, и кажется, в тот момент он понял всё. Когда его ступни вспыхнули, он ещё некоторое время, смотрел на меня остекленевшими глазами, наверняка отчетливо осознавая, что живым ему от меня не уйти. Только когда в гараже потянуло запахом жаренного, он завопил в кляп. А я, впервые за долгий месяц, улыбнулся.

Кормил я, через капельницу, своего питомца каждый день чтобы он не дай Бог не умер от голода. Миллионы нормальных людей в нашем мире умирает от голода каждый год. Этот ублюдок, недочеловек, выродок не заслужил такой простой смерти. Его смерть должна была стать чем-то эксклюзивным, чем-то экстраординарным, чем то, что он будет вспоминать даже, поджариваясь на медленном огне в преисподней.

Через неделю, когда нижняя часть его тела почти вся выгорела до костей, мы наконец добрались до паха. К тому моменту он уже совершенно разучился говорить – только нечленораздельно мычал.

Тогда я решил устроить бедняге каникулы, чтобы он хоть как-то восстановился. Я притащил в гараж телевизор и каждый день включал ему фильмы, приносил чего-нибудь вкусненького. В общем мы неплохо проводили с ним время. И тут наступил день, когда этот засранец чуть было всё не испортил.

– Я не знаю, что я могу сделать для того чтобы ты простил меня. Но Богом молю, прости, прости меня – сказал он как-то раз, когда я хотел покормить его сладким мармеладом в прозрачной упаковке с широкой золотой каймой сверху на которой крупными буквами было написано «Медведи далекого заполярья». Джуди обожала этот мармелад.

В тот момент, застигнутый врасплох, я едва не дал слабину. Мне вдруг по-настоящему захотелось отпустить его, и я едва это не сделал.

– Папа – впервые за всё это долгое время, услышал я голос Джуди. Слабый и неразборчивый он тихо донёсся у меня из-за спины, когда я присел для того чтобы отвязать обугленные ноги несчастного ублюдка.