Дорога мертвых

22
18
20
22
24
26
28
30

– Что смешного? – Удивилась Мириам.

– Ее страх. – Голос Вероники звучал справа, из воздуха, и Би повернула голову, словно собираясь возразить, но ничего не сказала. – Она боится этого места, потому что твои слова задели ее мечту. Мир и покой, которых не может быть. Ради которых она готова умереть на воротах этого места, даже если ее никогда не пустят внутрь.

– Хочешь меня разозлить? – Тихо спросила Би.

– Нет, просто… я тоже его боюсь.

Интермедия III.

Пахло клубникой.

Он ел клубнику только однажды. Красная мякоть, прячущаяся под зелеными листьями, белые пластины вместо неба, и вода, капельками оседающая на щеках. Жаркий туман. Теплица – так зовется это место, а красное, со сладким и кислым запахом, она называет клубникой.

– Ричард. – Говорит мама. – Не копайся в земле.

Земля – это черный песок, который пахнет водой. Все здесь пахнет водой, так, что трудно дышать. Воздух забивается в нос, и в рот, воздух с запахом клубники, плотный и теплый, как вода. Он делает полный вдох, и захлебывается, пытаясь кричать.

– Ричард!

– Мама!

Что-то надулось и лопнуло на губах, как молочная пленка. Он барахтался и тонул в молоке, ударяясь о гладкие стенки. Неужели кто-то бросил его в баллон с молоком, пока он спал? Белое заливало глаза, пузыри лопались на губах, и пахло клубникой, все сильнее. Он кричал, просил выпустить, а стенки были твердыми, и отзывались на удары как дерево – будто у бочонка.

А потом молока сразу стало меньше. Он открыл глаза, и свет, слишком яркий, ярче дневного, брызнул ему в глаза.

Белая пленка снова вздулась и лопнула на губах. Он смотрел в мутное окошко – в ту самую стенку, которую так и не смог поцарапать, прозрачную, залитую белой жижей, пахнущей, как клубника. За окошком шевелился кто-то огромный – нет, огромным была его тень, а на окошко легла его ладонь… маленькая ладошка. Рок понял это, потому что она была меньше его ладони, которой он уперся в стенку со своей стороны.

Ладошка хлопнула по ней два раза, затем убралась, и что-то зашипело сбоку. Стенка поехала в сторону. Рука Рока провалилась навстречу свету, и он сообразил, что лежит на спине, просто в голове все перевернулось. Яркий светильник заставлял щуриться. Он приподнял голову, рассматривая бочонок, в котором лежал превратившийся в полуоткрытое корыто, заполненное белой жижей с запахом, который он слышал во сне. Рок был совершенно голым, на его теле медленно лопались белые пузыри. А рядом стоял маленький Тони, тоже облитый белым, и улыбался соседнему бочонку, не открытому, в котором тоже что-то вяло шевелилось.

Рок повернул голову, и чихнул, остатки жижи брызнули из носа. Крышка бочонка, отъехавшая в сторону, оказалась слева. Он ухватился за край стенки справа, неожиданно мягкий под пальцами, будто что-то живое, и сел.

Яркие светильники, каждый с кулак размером, разбегались по всему потолку, перемежаясь с маленькими зелеными точками, гаснущими и разгорающимися, будто угольки. Под ними, на белом полу, были расставлены еще бочонки, много, в несколько рядов. Бочонки-кровати, в которых, слабо двигаясь в белой жидкости, спали люди.

Или просыпались?

Тони ухватил его за руку и потянул. Рок снова чихнул, перевалился через мягкую стенку, впившуюся в ребра, и упал рядом с ним, на такой же мягкий пол, поддавшийся под ногами. Белая жижа не оставляла на нем следов, мгновенно впитываясь, и Рок, недолго думая, вытер о него руки.

Тони, отпустив его, заковылял в сторону, и Рок с трудом встал, оглядывая комнату – нет, зал, размером с небольшой дом. Кроватей-бочонков оказалось много, они стояли в несколько рядов, за которыми виднелись такие же белые стенки. С трех сторон, кроме одной, к которой сейчас и шел Тони.