Крепость лжецов

– Ты умеешь делать выводы. – Кивнул прайм. – Для них рейдеры похищали детей, не только твоих друзей, а десятки…

– Тогда я их ненавижу! – Сказала девочка, и тут же спохватилась. – Но это не по христиански, правда? Но я же не могу их любить после того, как…

– Праймы не любят своих врагов. – Неро осторожно развернул ее, помогая идти по мостику рядом с ним. – По крайней мере те, кого я знаю. Но и ненависть бесполезна – она мешает принимать решения.

– Тогда как мне быть?

– Будь собой. – Неожиданно подмигнул ей прайм, и пластины под их ногами пришли в движение, с лязганьем скользя друг по другу. Мостик укорачивался на глазах, втягивая их в черную прямоугольную дыру среди гладких плит стены. – Пока этого было достаточно, верно?

– А потом?

– В будущем? – Он больше не улыбался. – Тогда, надеюсь, ты найдешь, кого любить.

I.

За прозрачной стенкой, на расстоянии вытянутой руки, лежала горсть серебряных кубиков.

Стоило чуть наклонить голову – и среди них проступали детали помельче, совсем не похожие на игрушечные: ниточки хайвеев на серебристых дужках опор, острые шпили, венчающие высоченные дома, округлые блюдца площадей, прикрытые блестящими козырьками и усыпанные зелеными запятыми деревьев. Разноцветные точки каров двигались по дорогам, рисуя узор из петель, обвивающих кубики и прямоугольники, прыгающих между открытыми пространствами и прячущихся под землю, в черные отверстия тоннелей. В этой картине не было видимой логики – скорее она была просто красивым рисунком. Мириам прижалась лбом к теплому стеклу, рассматривая ее ближайший фрагмент: пару уступчатых зданий, поднимающихся над всеми остальными домами вровень с ее глазами; ребристые опоры орудийных башен, торчащие из них в стороны подобно обугленным ветвям, и движение в воздухе – точки, парящие над мерцающей линией горизонта, под небом, раскаленным до испепеляющей утренней синевы.

А потом поняла, что стоит голая, у прозрачной стены, выходящей на самую настоящую Атланту, и вода из странного широкого душа все еще шипит в небольшом бассейне у нее за спиной, осыпая стекло перед ней мелкими брызгами. Это открытие было неожиданным – как во сне, когда из одного места вдруг оказываешься в другом, и не помнишь, как туда попал. Панорама за окном обрела глубину, над правильной дугой стены, частично закрытой домами, проступили мелкие волны пустыни, уходящей во все стороны, и Мириам подавила в себе желание кинуться назад, и забраться в воду – точно ребенок под одеяло.

С такой высоты не видно людей, рассудила она, поэтому стена и сделана прозрачной. Может, конечно, и есть кто-то, кто наблюдает сейчас с одного из этих высоких зданий – но то же самое может быть и с обычной ванной, стоящей на заднем дворе. Кто-то же может залезть на соседнюю крышу, и …

Мысль показалась совсем глупой, ей можно было улыбнуться – но Мириам не стала этого делать. Солнце, заглядывающее в окно слева, представлялось собственным неярким бликом, как если бы стена поглощала часть его лучей. В этом блике, продолговатых полосках и мелких искрящихся каплях тонуло ее лицо, намек на отражение.

Она вернулась к душу, и несколько секунд рассматривала распылитель – прямоугольную пластину со множеством отверстий, выступающую из молочно-белого потолка на блестящем серебристом кронштейне. Вода бурлила у ее ног, розовая плитка с замысловатым узором была теплой, как вечерний песок – и все это казалось каким-то ненастоящим, невозможным.

Мириам сдвинула рычаг с черным набалдашником, выступающий из кронштейна, и разбрызгиватель повернулся, точно головка цветка. Вода брызнула ей в лицо – теплая, пахнущая дезинфектантом и полевыми цветами. Ударила совсем не сильно, разливаясь вокруг и исчезая в полу, в едва заметных щелях между плитками. Слишком слабо даже для того, чтобы сделать больно, не говоря уже о том…

Чтобы убить?

Эта мысль стала открытием – страшным, точно змея, свившая кольца под одеялом, в хорошо знакомой постели.

Она хочет умереть? Сделать, как сказала Би – выстрелить себе в грудь, или наклонить голову, и перерезать горло? Но разве это ее убьет? Монти сказал, что наверняка. Если стрелять в сердце, голову, или в рот, как один старик, давным-давно, на ферме неподалеку от отцовского двора. Отец помогал его хоронить, и потом сказал, что тот разнес себе всю голову. От такого точно умрешь…

Она повернула рычаг, разворачивая разбрызгиватель обратно, и придавила его, выключая воду – конструкция была странной, но работала точно как затвор на старой винтовке, которую она когда-то видела. Но душ – не винтовка, а голову в ванной можно разбить разве что о стену. Одна из которых прозрачная, а вторая – сплошное зеркало.

А вот если расколотить зеркало, то получатся острые осколки.