— Вот уж не знаю, из чьей памяти ты извлек все это, — сказал Кейс, подойдя к воде.
Он снял джинсы и зафутболил их в неглубокую воду, за ними последовали рубашка и белье.
— Что это ты делаешь?
Он обернулся и увидел, что она стоит в десяти метрах от него и ее ноги омывает морская пена.
— Я вчера обмочился, — ответил Кейс.
— Ты не сможешь потом все это носить. Морской вода, всю кожу разъест. Там, за камнями, — она неопределенно махнула рукой, — есть хорошая лужа, я покажу. С пресной водой.
Выгоревшие армейские брюки обрезаны выше колена, обнажая гладкую загорелую кожу. Легкий ветерок шевелит волосы.
— Послушай… — Кейс подобрал одежду и направился к девушке. — У меня есть вопрос. Я не буду спрашивать, что делаешь здесь ты. Но вот что здесь делаю я, как ты себе это представляешь?
Кейс остановился, мокрая штанина хлопнула его по голой ноге.
— Ты пришел этой ночью, — улыбнулась Линда.
— И этого что, достаточно? Просто пришел — и все?
— Он сказал, что ты придешь, — улыбнулась Линда, смешно наморщив нос, а затем пожала плечами. — Он же понимает такие вещи.
Она подняла левую ногу и неловко, совсем как ребенок, соскребла ею с правой лодыжки засохшую соль. И снова улыбнулась, немного неуверенно.
— А теперь спрошу я, ладно?
Кейс кивнул.
— Кто это тебя так разрисовал, что все коричневое, кроме одной ступни?
— И это — последнее, что ты помнишь?
Кейс смотрел, как она выскребает остатки сублимированного мяса из прямоугольной стальной крышки, единственной их тарелки.
Линда кивнула, в пламени костра ее глаза казались огромными.
— Ты прости меня, мне же самой жалко, вот честное слово, жалко. Я же больше со зла, из вредности, и к тому же… — Линда виновато поникла, ее лицо исказилось то ли от боли, то ли от воспоминания о прошлой боли. — Попросту говоря, мне были нужны деньги. Чтобы уехать домой или…