Он стоял, глядя на нее снизу вверх, отблеск умирающих углей за его спиной высвечивал череп — элегантно сработанный и в чем-то даже нечеловеческий. Энджи повернулась и стала взбираться по лестнице.
Час спустя она услышала шум прилетевшего за съемочной группой вертолета.
— Дом, — сказала она, — теперь я посмотрю фильм Континьюити.
Когда на свое место скользнул настенный экран, Энджи открыла дверь спальни и с минуту стояла на верхней площадке, прислушиваясь к звукам пустого дома. Прибой, жужжание посудомоечной машины, ветер, бьющийся в выходящие на веранду окна.
Она повернулась назад к экрану и поежилась, внезапно увидев лицо, которое глядело на нее с зернистого стоп-кадра: брови, дугами выгнувшиеся над темными глазами, высокие хрупкие скулы и широкий решительный рот. Изображение начало расширяться, уходя во тьму зрачка: черный экран, затем белая точка, она растет, удлиняется, становится суженным к концам веретеном. Фрисайд. Вспыхивают немецкие титры.
— Ганс Беккер, — сказал дом, озвучивая вступительный пассаж библиотечных работников "Сенснета", — немецкий видеохудожник, главной особенностью которого является пристрастное исследование жестко разграниченных областей визуальной информации. Его подход варьируется от классического монтажа до технологий, позаимствованных у промышленного шпионажа, от фантазий на темы глубокого космоса до киноархеологии. Фильм "Антарктика начинается здесь", темой которого является изучение образов семейства Тес-сье-Эшпулов, в настоящее время расценивается как вершина карьеры кинематографиста. Патологически избегающий средств массовой информации индустриальный клан, ведущий свои операции из абсолютно закрытого орбитального дома, представлял собой исключительно сложную цель.
С исчезновением последнего титра белое веретено заполнило собой весь экран. Изображение сместилось к центру. Стоп-кадр. Молодая женщина в свободной черной одежде, фон неотчетлив. "МАРИ-ФРАНС ТЕССЬЕ, МАРОККО".
Это другое лицо, не лицо из заставки и не то, чьи воспоминания вторгаются в ее сны, и все же черты молодой Мари-Франс предвосхищают его, как будто под их покровом прячется личинка грядущего…
Звуковая дорожка вплетала в наслоения статики и бормотание неразборчивых голосов атональные линии напряжения, а в это время изображение Мари-Франс сменилось официальным монохромным портретом молодого человека в крахмальном воротничке с топорщащимися уголками. Это было красивое лицо, с прекрасными пропорциями, но какое-то слишком жесткое, и во взгляде — выражение бесконечной скуки. "ДЖОН ХЭРНЕСС ЭШПУЛ, ОКСФОРД".
"Да, — подумала Энджи, — я тебя встречала, и не один десяток раз. Я знаю историю твоей жизни, хотя мне и не позволено коснуться ее. И, если честно, вы мне совсем не нравитесь. Правда ведь, мистер Эшпул?"
Подвесной мост стонал и раскачивался. Носилки оказались слишком широкими, чтобы пройти между поручнями из натянутых веревок, поэтому их пришлось поднять выше и нести на уровне груди. Маленькая процессия ползла сантиметр за сантиметром по мосту над казавшейся бездонной темнотой. Впереди — Джентри, крепко сжавший руками в перчатках ручки по обеим сторонам ног спящего. Слику достался более тяжелый конец, изголовье с привинченными к нему батареями и прочим оборудованием. Он чувствовал, как за ними следом пробирается Черри. Ему хотелось сказать ей, что им здесь вовсе ни к чему лишний вес, чтобы она убиралась вниз, но почему-то сказать не мог.
Это была ошибка — дать Джентри пакет наркотиков от Малыша Африки. Слик не знал, что это был за дерм, который вкатил себе Джентри, не знал, какая реакция начинается сейчас в его крови. Что бы это ни было, Джентри слетел с катушек, и теперь они качаются на этом чертовом подвесном мосту в двадцати метрах над бетонным полом Фабрики, и Слик готов был плакать или кричать от разочарования и обиды. Ему хотелось разбить что-нибудь, что угодно, но он не мог отпустить носилки.
Чего стоила одна только улыбка Джентри, выхваченная из тьмы светом биодатчиков в изножье носилок. Свет падал ему на лицо каждый раз, когда Джентри делал следующий шаг назад по настилу…
— О Боже, — голосом маленькой девочки сказала Черри, — это просто трахнутый чертовый…
Джентри вдруг нетерпеливо дернул носилки, и Слик едва удержал ручки.
— Джентри, — сказал Слик, — мне кажется, тебе стоит дважды над этим подумать.
Джентри снял перчатки. В каждой руке он теперь держал по паре перемычек оптического кабеля, и Слику было видно, как дрожат разводные фитинги.
— Я хочу сказать, Малыш Африка — серьезный мужик. Не порть ему игру. Ты не знаешь, с кем ты связываешься. — Честно говоря, это было не совсем правдой, поскольку Слик знал, что Малыш слишком умен, чтобы делать ставку на месть. Но черт его знает, во что сейчас влипнет Джентри.
— Ничего я не порчу, — сказал Джентри, подходя с переходниками к носилками.