Преждевременный контакт

Полковник опять закрыл глаза.

"Надо отдохнуть. Эти видения меня измотают вконец".

Ровно через полчаса должен был прибыть первый утренний скоростной вагон, перрон быстро заполнялся пассажирами. Их становилось все больше и больше. Люди торопились на работу. Кто в офис, кто на производство, кто на службу. Каждый куда-то спешил, гонимый заботами, проблемами, обстоятельствами и долгом. За десять минут до прихода вагона загорелись большие голографические телемониторы, расположенные высоко над головами на сферических стенах станции, и диктор поставленным голосом произнес хорошо знакомую фразу:

"С добрым утром, дорогие жители Мегаполис-Ф5899".

Но никто из стоящих не поднял головы и не посмотрел на экраны. Люди думали о своем. Они вглядывались пустыми глазами в черный проем тоннеля в ожидании первого утреннего вагона, который вот-вот должен был появиться. И никто из них даже не сомневался в том, что вагон придет по расписанию. Опоздания просто не могло быть. Когда часы показали ровно пять двадцать три по среднеевропейскому времени, в темноте тоннеля раздался глухой протяжный гудок. Люди на перроне оживились и, поднимая лежащие у ног сумки, принялись готовиться к посадке. Вскоре под нарастающий стук колес, сверкая вымытыми боками, на станции появился первый скоростной вагон.

Занятые посадкой и своими мыслями люди не замечали человека, сидящего на лавочке рядом с расписанием поездов. Им со стороны было трудно понять, спит он или же умер.

Глава 24

Сбившаяся бесформенным белым комком простыня, целый день неспешно сползавшая с кровати, наконец упала на притихшую, безмятежно лежащую на полу подушку, усталую от бесконечных полетов над кроватью. День подходил к концу, но никто этого даже не заметил.

Они проговорили весь день. Говорили обо всем и ни о чем. Роза лежала в кровати, а Марк сидел рядом на краешке, и увлеченно взмахивая руками, рассказывал историю за историей. Их крохотное убежище заливало апрельское солнце, и то ли от его теплых лучей, то ли от того, что они были рядом, но им обоим было хорошо и спокойно. Хотелось, чтобы день не заканчивался, и чтобы такое долгожданное после дождливых недель весеннее солнце никогда не заходило за крыши соседних домов.

Но притаившийся и набирающий силу вечер понемногу нависал над радостным солнечным днем, вытесняя его за горизонт. Вечер на удивление оказался таким же теплым, как и уходящий день. Он принес с собой нежную томность и приятную усталость. И когда к концу этого удивительного дня они случайно задели друг друга кончиками пальцев, то смущенно одернули руки, будто прикоснулись к чему-то запретному, к чему-то такому, что могло навсегда перевернуть их жизнь. И это было правдой.

Это стало правдой. Так бывает - то, что совсем недавно было неведомо, пугало, заставляло смущено опускать глаза, вдруг обрело силу и стало манить, притягивать к себе, наполняя каждую клетку горячим желанием. Он и она ясно чувствовали - сегодня случится то, что навсегда поделит их жизнь на "до" и "после". Каким-то глубинным чувством ощутили - еще немного, и они, наконец, прикоснутся к чему-то сверхъестественному. Коснутся друг друга своими мирами, до краев наполненными желанием.

Рождались новые ощущения - такие удивительные, что обоим становилось страшно. До боли, до экстаза. Прикосновения били током. До экстаза, до боли. Пересохшие губы шептали - да, тела кричали - да. А в голове у обоих - нет. От прикосновений их тела пронзил удар электрический разряд. Такой страшный и одновременно приятный.

- Нет. Что это? - шептала она.

- Ты такая... - шептал он.

Ее смуглая шелковая кожа горит под его поцелуями. И мурашки по телу... Он прикасается к ним губами, и они ?- теплые, тонкие - растворяются от его дыхания. И тут же появляются вновь, дрожа от страха перед чем-то неизведанным и таким желанным. Сейчас ее кожа предательски рассказывает все ее тайны. Просто кожа не умеет лгать. Он нежно гладит ее шею, которая так приятно пахнет, и она вздрагивает от этого прикосновения. И опять мурашки...

Вдруг ей становится легко и спокойно. Рубикон перейден - прикосновения сильнее любых слов. Тело расслабляется и растворяется в неге. Она жаждет утонуть в его руках, в его губах. Захлебнуться ими и тонуть, тонуть, закрыв глаза. Она закрывает глаза.

Ее рука на его руке. Она прижимает его ладонь к своей обнаженной груди, и он чувствует, как в его ладони бьется ее сердце. Оно стучит набатом, готовое вырваться наружу. Такое маленькое и такое большое сердце. Такое слабое и такое сильное. И слышно как сердце стучит во всем ее теле. В каждой клетке, в каждом атоме. Он прижимается к ней, принимая удары на себя. Ближе, еще ближе. Как же хочется в ней раствориться...

Он целует ее, не стесняясь - сильно и нежно, страстно и страшно. Целует все ее тело. Целует ее дрожь, ее страх, ее зов. И нет ничего, что смогло бы остановить эти поцелуи. И нет ничего, что смогло бы заменить их.

Их одежда, скомканная и ненужная, лежит на полу рядом с позабытой простыней и одинокой подушкой. В комнате уже совсем темно и тихо. Лишь ее пронзительные стоны разрывают тишину. Она слышит их, будто они чужие. Будто это стоны той Розы, еще неизвестной до этой минуты, которая в ней до сих пор спала. А проснувшись, открыла себя новую, еще не известную ранее. Она испугалась себя новой, и одновременно обрадовалась этому. Что-то наконец наполнило ее, дополнило, сделало цельной. Чувство себя измененной, ощущение перемены уже не забудется никогда.

Он лежал на ней, и она, горячая, дрожащая все сильней и сильней прижимала к себе его жаркое тело, такое желанное тепло которого соединялось с ее теплом. Его пот с ее потом, его страсть с ее страстью.