Неспящие

22
18
20
22
24
26
28
30

Он поднял глаза.

— Вы тот самый тип.

Он снял руку с устройства, достал расческу и пригладил волосы.

— У вас очень сердитый вид. По-моему.

Он убрал расческу.

— Это странно.

Я не был жесток. У меня были вопросы, и я их задал. Если он не торопился отвечать, так как не привык быстро делать то, что от него требовалось, я демонстрировал ему преимущества краткости. Но я не был жесток. Ни когда я добывал нужную мне информацию. Ни даже когда я убил его. Тремя пулями. Как отца, так и сына.

Суматоха стала раскручиваться, когда я ушел через несколько минут. Кто-то что-то увидел на мониторе наблюдения в глубине дома. Несколько синих ветровок собрались у гостевого коттеджа. Они направили свою энергию на поместье.

И все-таки один в ветровке заметил меня, когда я выходил из гаража. Он окликнул меня. Я продолжал идти поперек парковки сквозь машины, которые уже как будто покрылись патиной пережитков прошлого века. За собой я услышал быстрые шаги двух человек. Я прикинул расстояние до деревьев. Не останавливаясь, я заглядывал в окна машин, не осталось ли где ключей в зажигании. Не осталось. «Хеклер-и-кох» сидел в своей плечевой кобуре под надетой на мне черной спортивной курткой. У меня еще оставалось два патрона в пистолете и запасная обойма на двенадцать выстрелов. Но больше при мне ничего не было. Раны на ногах не позволят мне бежать. Когда преследователи догонят меня, я обернусь и выстрелю по разу в каждого, поменяю обойму и, может быть, успею обезоружить их. После этого мне нужно будет найти укрытие, прежде чем меня атакуют всеми силами. Я высматривал машину потяжелее на парковке, как вдруг на подъездную дорогу въехали два легких ударных автомобиля «Тысячи журавлей». Я изменил курс и направился к ним. Четыре «журавля», сидевшие в обеих машинах, выпрыгнули и разбились на пары и пробежали мимо, не обратив на меня никакого внимания. Тогда мои преследователи, по примеру специалистов, которые явно знали, кто я такой и зачем я там, остановились и повернули обратно, дав мне беспрепятственно пройти вдоль всего Мадроно и опять вернуться туда, где я оставил «кадиллак». «Тысяча журавлей» успешно игнорировали мою машину, меня самого и все происходящее в непосредственной близости от них в течение шестидесяти минут между 11 часами и полночью. Как я об этом просил и как распорядилась леди Тидзу в обмен на чудо, каким была Люцифра.

С дневником Парка и другими его вещами я отправился на юг за концом истории.

Я не стал задерживаться в детской, когда вернулся в дом в Калвер-Сити. То, что я там нашел, не предназначалось ни для меня, ни для кого другого. Стыдно было глазеть на это, потому что только два человека могли понять значение произошедшего. Возможно, когда-нибудь и третий человек. Я вышел из комнаты и пошел искать то, за чем пришел.

Парк оставил сейф открытым. Оттуда я взял свидетельства о браке и рождении, медицинскую карту Омахи, значок детектива, который дали Парку для задания по «дреме», и брошь, принадлежавшую его матери. В прикроватной тумбочке я нашел стопку черных блокнотов с красными корешками, дневники Роуз со старшей школы до самых последних дней. Я снял наволочку с подушки на кровати и положил в нее черно-красные дневники. Еще там был фотоальбом. Обувная коробка с письмами. Диплом академии Парка. Квадрат в раме из белого картона со смазанным зеленым отпечатком детской ножки. Все эти вещи казались уместными, и я их взял.

Последним я взял пистолет, из которого Парк убил человека. Все остальные вещи не имели отношения ко мне. А пистолет был мне знаком, и это меня ободрило.

Больше от Парка не осталось ничего такого, что я понимал бы вполовину так же хорошо, как я понимал смертельную механику его оружия. Я мог следить за логикой его решений и действий, но это было очень похоже на то, как если бы я только начинал учить иностранный язык и переводил все услышанное на родной. Смысл есть, но до него добираешься только с большим трудом и теряя нюансы.

На то, чтобы овладеть им бегло, нужно время. Но начало положено, и я уже выучил несколько слов.

Глава 29

Парк не стал смотреть, как Джаспер уходит с Омахой. Не мог. Если бы он стоял у двери и смотрел, как они уезжают вниз по улице, он бы сломался надвое. Вместо этого он поцеловал малышку в лоб и похлопал ее по кончику носа мизинцем, стоя у кровати Роуз и напоминая себе, что он может позаботиться только об одной из них.

Он не чувствовал пустоты внутри, когда смотрел, как девочка спит на руках у Джаспера, пока тот нес ее из спальни. Парк чувствовал себя наполненным, готовым взорваться по всем швам.

Сначала он позаботился о деле.

Он вернулся к Роуз. Она все бормотала, время от времени вздрагивала или стискивала зубы, как будто ее охватывала внезапная боль.