— Не думаю, что нам стоит вести этот разговор здесь и сейчас. — Тон у Монкберга по-прежнему просительный.
— Как, по-вашему, быть? — Роот протягивает шелковую нить через обесчувствленную плоть Монкберга. — Мы на мели. Скоро здесь будут немцы. Мы либо оставляем книги, либо уничтожаем. Решать надо сейчас.
Монкберг оседает на стуле.
— Вы можете показать письменные приказы? — спрашивает Роот.
— Нет. Они были отданы устно, — отвечает Монкберг.
— И в них определенно упоминались кодовые книги?
— Да. — Монкберг словно дает показания в суде.
— И в приказах говорилось, что книги должны попасть к немцам?
— Да.
Тишина. Роот завязывает один шов и начинает новый. Потом говорит:
— Скептик вроде капрала Бенджамина предположил бы, что насчет кодовых книг вы все выдумали.
— Если я подменил приказы, меня можно расстрелять, — говорит Монкберг.
— При условии, что вы и кто-нибудь из свидетелей доберетесь до дружественной территории и сличите заметки с полковником Чаттаном, — спокойно замечает лейтенант Роот.
— Чего за херня? — По трапу вбегает один из десантников. — Мы, бля, давно в шлюпках! — Лицо, красное от холода и волнения, ошалело ворочается по сторонам.
— Отвали, — говорит Шафто.
Десантник замирает.
— Ладно, сержант.
— Иди вниз и скажи ребятам, чтобы заткнули хлебало.
— Сейчас, сержант! — Десантник исчезает.
— Как подтвердят обеспокоенные бойцы в шлюпках, — продолжает Енох Роот, — вероятность того, что вы и какие-то свидетели доберетесь до дружественной территории, убывает с каждой минутой. Тот факт, что вы нанесли себе рану, существенно осложняет наше спасение. Либо нас захватят в плен, либо вы предложите вас бросить, и таким образом тоже попадете к немцам. В обоих случаях, допуская, что вы — немецкий шпион, вы избежите трибунала.