— Я, бля, протестант. Могу сам поговорить с Богом, когда приспичит.
Роот ошарашен такой внезапной вспышкой враждебности.
— Хорошо, о чем вы хотите поговорить, сержант?
— О нашем задании.
— Я ничего о нем не знаю.
— Ладно, тогда попробуем вычислить.
— Мне казалось, что твое дело — исполнять приказы, — говорит Роот.
— Я исполню.
— Не сомневаюсь.
— А пока у меня до хрена свободного времени, чего бы не разобраться? Капитан велел носить всю эту херню на палубе, где нас могут увидеть. Но какая собака нас здесь увидит?
— Самолет-разведчик?
— Нет здесь у немцев самолетов-разведчиков.
— Другой корабль? — риторически спрашивает Роот, проникаясь духом разговора.
— Мы увидим его в то же самое время и сто раз успеем переодеться.
— Значит, капитана волнуют подводные лодки.
— В яблочко, — говорит Шафто. — С подводной лодки нас можно увидеть в перископ, а мы ничего не заметим.
Однако в тот день им не удается дальше продвинуться в вопросе: зачем командованию надо, чтобы они выглядели неграми в глазах капитана немецкой подводной лодки.
На следующее утро капитан поднимается в рубку с явным намерением бдеть. Он трезвее вчерашнего, но по-прежнему угрюм. На нем яркая гавайка поверх черной рубашки и веревочные сандалии поверх черных носков. Время от времени он надевает черные перчатки, черную лыжную маску и выходит на палубу обозреть горизонт в бинокль.
После восхода солнца пароход еще некоторое время идет на запад, потом ненадолго поворачивает на север, затем с час движется на восток, потом снова на север и опять на запад. Они прочесывают квадрат, и капитану Идену явно не улыбается найти то, что они ищут. Шафто еще раз проводит шлюпочные учения, потом лично проверяет шлюпки и убеждается, что там есть все необходимые припасы.
Около полудня наблюдатель подает голос. Корабль меняет курс и движется теперь примерно на северо-восток. Капитан выходит из рубки и с видом предсмертной обреченности вручает Шафто ящик темно-коричневого сапожного крема и запечатанный пакет с подробными приказами.