Криптономикон

Шафто смотрит в темноту, думая, что там витраж — возможно, Бичевание Христа или Пронзение Копием…

— Смотри вниз. — Глория стучит ножкой по верхней ступеньке. Это одна цельная гранитная плита.

— Тонн на десять — двадцать потянет, — авторитетно заявляет Шафто.

— Привезли из Мексики.

— Да что ты?

Глория улыбается.

— Отнеси меня наверх.

На случай возможного отказа она слегка откидывается назад, и Шафто остается только подхватить ее на руки. Глория обнимает его за шею, чтобы приблизить лицо, но в сознании остается только прикосновение шелкового рукава к свежепобритой щеке. Шафто начинает подъем. Глория легонькая, но уже после четвертой ступеньки он ступает с натугой. Она наблюдает за ним с четырех дюймов — не устал ли. Бобби чувствует, что краснеет. Хорошо, что всю лестницу освещают лишь две свечи. Слева умильный Христос в терновом венце, с двумя параллельными потеками крови на щеках, а справа…

— Исполинские камни, по которым ты идешь, добыты в Мексике много столетий назад, когда никаких Соединенных Штатов еще не было. Манильские галеоны везли их в трюмах как балласт. — Она выговаривает по-испански, «бальяст».

— Охренеть можно.

— Когда приходил галеон, плиту вынимали из трюма и укладывали здесь, в церкви Святого Августина. Каждую новую плиту на прошлогоднюю. Пока через много, много лет лестница не была закончена.

Ему кажется, что гребаный подъем займет не меньше. Вершина увенчана статуей Христа в полный рост. Христос держит на спине крест — по виду ничуть не легче гранитной плиты. И вправду, кто Шафто такой, чтобы роптать?

Глория говорит:

— А теперь неси меня вниз, чтобы хорошенько запомнилось.

— По-твоему, у меня одно на уме, и я не запомню историю, если в ней нет симпатичной девушки?

— Да, — говорит Глория и смеется ему в лицо.

Он несет ее вниз, затем — пока еще чего-нибудь не удумала — на улицу, в экипаж.

Бобби Шафто не из тех, кто теряет голову в бою, однако остаток вечера проходит для него в лихорадочном сне. Из тумана выплывают лишь несколько впечатлений. Вот они выскакивают из экипажа у отеля на набережной. Все ребята таращатся на Глорию. Шафто грозно обводит их взглядом. Медленный танец с Глорией в бальном зале; ее бедра, одетые в шелк, постепенно оказываются между его ногами, она все сильнее приникает к нему всем телом. Они гуляют по набережной, под руку, в лунном свете. Видят, что идет отлив. Переглядываются. Он на руках несет ее с набережной на каменистый пляж.

К тому времени как Глория ему отдается, он уже почти без сознания, в каком-то фантастическом страстном сне. Они соединяются без колебаний, без тени сомнения, без всяких обременительных мыслей. Их тела сливаются спонтанно, как две капли воды на оконном стекле. Если Шафто и думает в этот миг, то лишь о том, что сейчас — вершина его жизни. Детство в Окономовоке, школьный бал, охота на оленей в Верхнем Мичигане, тренировочный лагерь на Пэррис-Айленд, кутежи и перестрелки в Китае, стычка с сержантом Фриком — древко пред острием копья.

Где-то гудят сирены. Сознание возвращается. Неужто он простоял всю ночь, прижимая Глорию к гранитной стене, в кольце ее ног? Не может быть. Прилив еще не начался.