Роот кивает и ждет.
— То, что я видел и делал, — ужасно. Мне нужно было очиститься. Поэтому я и пришел на исповедь. — Гото Денго глубоко, судорожно вздыхает. — Это была очень, очень долгая исповедь. Теперь все кончено. Иисус Христос взял мои грехи на себя — по крайней мере так обещал священник.
— Я рад, что вам помогло.
— А вы хотите, чтобы я снова вспоминал о них?
— Но есть и другие люди, — говорит Енох Роот. Он останавливается, поворачивается и кивает. На вершине холма, по ту сторону от нескольких тысяч белых надгробий, заметны силуэты двух мужчин в штатском. Они выглядят европейцами; больше Гото Денго ничего не может о них сказать.
— Кто такие?
— Люди, которые тоже прошли через ад и вернулись. Люди, которые знают о золоте.
— Что вы хотите?
— Выкопать его.
Тошнота охватывает все тело, словно мокрая простыня.
— Им придется пробиваться сквозь тысячу свежих трупов. Там могила.
— Весь мир — могила, — говорит Роот. — Могилы можно перенести, тела перезахоронить. Достойно.
— А потом? Когда они получат золото?
— Мир истекает кровью. Ему нужны лекарства и бинты. Это стоит денег.
— Но ведь перед войной все это золото у мира было. И что произошло? — Гото Денго содрогается. — Богатство, заключенное в золоте, мертво. Оно гниет и смердит. Настоящее богатство создается каждый день людьми, что встают утром и идут на работу. Школами, где дети учат уроки и совершенствуют дух. Скажи тем людям, что жаждут богатства, пусть едут со мной в Японию после войны. Мы откроем дело и будем строить дома.
— Ты истинный японец, — горько отвечает Енох Роот. — Вас не переиначить.
— Пожалуйста, объясните, что вы имеете в виду.
— А как быть с теми, кто не может утром встать и пойти на работу, потому что у них нет ног? Со вдовами, у которых нет ни мужей, ни детей, которые заработают на жизнь? С детьми, которые не могут совершенствовать дух, потому что нет ни школ, ни учебников?
— Да хоть осыпьте их золотом. Оно все равно уйдет.
— Да, но часть его уйдет на бинты и книги.