Ами пожимает плечами.
— Это Филиппины. У меня такое чувство, что определенная часть ушла на сторону. Однако много серебра оказалось здесь. — Она выпрямляется и кивает на Коррехидор за окном. — Тогда считалось, что Коррехидор неприступен.
— Когда примерно?
— В декабре сорок первого — январе сорок второго. Так или иначе, скоро стало ясно, что Коррехидор падет. В начале февраля одна подводная лодка забрала золото, вторая — людей, которых нельзя было оставлять неприятелю, вроде дешифровщиков. На серебро подлодок не хватило. Макартур оставил Филиппины в марте. Ящики с серебром выносили ночью и бросали в море.
— Вы меня подкалываете?
— Лучше утопить, чем оставить японцам, правда?
— Да, наверное.
— Японцы подняли значительную часть серебра. Они взяли в плен американских водолазов на Батаане и Коррехидоре и заставили их работать. Однако пленные ухитрялись припрятать часть серебра и передать филиппинцам, которые тайком доставляли его в Манилу. Серебра было столько, что оно совершенно подорвало японские оккупационные деньги.
— Так что мы видим сейчас?
— Остатки ящиков, развалившихся от удара о дно, — говорит Ами.
— А после войны серебро еще оставалось?
— Конечно, — легко отвечает Ами. — Большую часть сбросили сюда, и его подняли водолазы, но что-то вывалили в других местах. Одно такое место отец нашел в семидесятых.
— Обалдеть! Ерунда какая-то.
— А что?
— Не поверю, что груды серебра так и лежат тридцать лет — бери, кто хочет.
— Вы плохо знаете Филиппины, — говорит Ами.
— Я знаю, что это бедная страна. Почему бы не поднять серебро?
— Большая часть охотников за сокровищами в этой части мира ищет добычу покрупнее, — говорит Ами, — или полегче.
Рэнди не унимается.
— По-моему, груда серебра на дне бухты — достаточно крупная и легкая добыча.