Квантовый вор, рассказы

— Безмолвие. Безжалостный. Умелый. Футурист. Быстрый. Лукавый.

Василев радостно подбрасывает яркие имена и образы. Фигура в маске и синем плаще, красный расплывчатый силуэт, столь же стремительный, как Быстрые с Венеры. Предполагаемые личности, возможные цели, виды агоры и фрагменты экзопамяти.

— Джентльмен.

Человек в серебряной маске. За которой…

— Нет, нет, — шепчет Миели. — Проклятье.

Она пытается добраться до вора, но биотическая связь молчит.

Позже мы направляемся к ее квартире. Мы смеемся, спотыкаемся и останавливаемся, чтобы поцеловаться под пеленой гевулота, а иногда и открыто. Я пьянею от эмоционального коктейля — страсть, смешанная с чувством вины и ностальгией, — и ступаю на опасный путь, который ведет к столкновению с жестким и безжалостным настоящим.

Раймонда живет в одной из перевернутых башен, под городом. Мы спускаемся вниз на лифте, и в кабинке я целую ее в шею, а руки проникают под блузку и гладят шелковистую кожу живота. Она смеется. Пиратская программа впитывает каждое прикосновение, каждую ласку, которой позволено отложиться в памяти, и безжалостно вгрызается в ее гевулот.

В квартире Раймонда освобождается от моих объятий и прикладывает палец к губам.

— Если уж мы собираемся запомнить этот вечер, — говорит она, — пусть он будет этого достоин. Устраивайся поудобнее. Я сейчас вернусь.

Я сажусь на диван и жду. Комната с высоким потолком заставлена стеллажами, на которых разместились произведения марсианского искусства и артефакты старой Земли. Они кажутся мне знакомыми. В стеклянной витрине старинный револьвер. Он вызывает неприятные воспоминания о Тюрьме. Еще здесь много книг и старое пианино. Красное дерево резко контрастирует с металлом и стеклом. Все это Раймонда позволяет мне увидеть и запомнить, и я чувствую, как приближается к критической массе улов пиратской программы, готовой высосать ее воспоминания до последней капли.

Слышится музыка, сначала очень тихая, потом громче и громче. Это фортепьянная пьеса с красивой мелодией, прерываемой мучительно размеренными диссонирующими тактами.

— Итак, Рауль, скажи, — произносит Раймонда, усаживаясь рядом со мной в черном шелковом халате и с двумя бокалами шампанского в руках, — что же здесь неправильно?

В синей темноте под нами светятся неяркие огоньки Спокойных, тысячи больших и малых огоньков, словно перевернутое звездное небо.

— Абсолютно ничего, — отвечаю я.

Мы чокаемся, и ее пальцы соприкасаются с моими. Она снова целует меня, медленно и неторопливо, легонько поглаживая одной рукой мой висок.

— Я хочу это запомнить, — говорит она. — И хочу, чтобы ты это запомнил.

Я ощущаю на себе ее теплую тяжесть, ее духи переносят меня в сосновый лес, ее волосы щекочут мое лицо, как капли дождя, когда мы напились с раввином Исааком и пели, поздно ночью возвращаясь домой, и я вытащил ее на улицу посмотреть на тучи, и у нее намокли волосы и пока музыка окружает нас, я вспоминаю как она, обнаженная, в первый раз играла для меня после того, как мы любили друг друга, и ее легкие пальцы медленно порхали над черно-белыми клавишами ее руки чертят линии на моей груди планы, рисунки, схемы на протяжении долгих часов, и она поднимает один из моих набросков и говорит, что он похож на партитуру.

— Расскажи мне, — говорит она.

и я рассказываю о том, что я вор, и о маленьком мальчике из пустыни, мечтающем стать садовником, о желании начать новую жизнь, и, к моему удивлению, она не убегает, а просто смеется