Автономность

– Раньше я много писал об этом, но теперь я в основном пишу об автономности, – сказал он.

– Ты писал об этом? Где?

Когда он ответил, она не поверила собственным ушам.

– Ты Мальчик-Раб? Из «Мемленда»? Серьезно? Я все время тебя читала. – Она помолчала, вспоминая. – Я думала, ты умер.

– Да, многие так подумали, когда пару лет назад я перестал выкладывать тексты. Меня продали в Вегасе, и я лишился доступа к сети. Но я снова начал публиковаться – смотри!

Тризед показал ей в своем мобильнике дневник Мальчика-Раба. И точно, несколько недель назад в дневнике появились новые записи. Мед начала просматривать их, но резко остановилась, увидев подробное описание секса с «Дж.». Может, она и друг Тризеда, но о некоторых сторонах его жизни она знать не хотела.

Мальчик-Раб был одним из тех феноменов сетевого андеграунда, которые то появлялись, то исчезали. Его в основном читали только подписчики, но иногда он писал такие мощные и странные тексты, что они просачивались и на коммерческие сайты. Аякс, брат Мед, познакомил ее с дневником Мальчика-Раба шесть лет назад, в то тревожное лето, когда ей предстояло поступать в аспирантуру.

– Хочешь знать, как это – быть в кабале? – спросил Аякс у Мед. – Посмотри записи Мальчика-Раба. Это парнишка из Азиатского Союза, он вырос в школе для кабальных рабов. Он говорит, что похож на робота, так как кроме кабалы ничего не помнит.

В тот же вечер она прочитала весь дневник, повествующий о тяжелой, уродливо правдивой истории жизни Мальчика-Раба. В десять лет, когда он начал писать, он рассказывал о домашних заданиях и друзьях, но позднее стал вести хронику своих травм, и мелких, и огромных, которые были частью кабального рабства. В двенадцать лет он поменял имя «Школьник» на «Мальчик-Раб».

За несколько недель до того, как Аякс показал Мед дневник Мальчика-Раба, которому вскоре исполнялось четырнадцать лет, ссылки на него появились по всей сети. Тогда он написал яркий, бесстрастный рассказ о банкротстве своей школы. Ее руководители распродали контракты детей, и Мальчик-Раб оказался в кабале у инженерной лаборатории, которая разрабатывала турбины.

Он писал:

«Благодаря непонятной мне юридической уловке мой контракт возвращен в то состояние, когда я только попал в кабалу. Я буду трудиться здесь до тех пор, пока мне не исполнится 24 года. У меня две работы. Первая – учиться проектировать двигатели. Пока что я изучаю все, что связано с преобразованием одного вида энергии в другой. Вторая, очевидно, состоит в том, чтобы трахаться. Да, именно так. Мой начальник сделал меня мужчиной. Если бы школа не разорилась, я по-прежнему менял бы свой ужин на доступ к открытой сети. А теперь буду сосать за мобильник и частную сеть. На самом деле это не так уж и плохо. По крайней мере, я теперь каждый день буду ужинать».

И сейчас, много лет спустя, Мед получила доказательства его существования. Внезапно в Тризеде она увидела двоих людей: юношу и Мальчика-Раба. Первого она знала и воображала себе, что знает второго. Она не стала спрашивать, действительно ли произошло все то, о чем он писал. Она не утешала его. Ей просто было любопытно.

– Что произошло с тобой в Вегасе? – спросила она.

– Ну, ты же знаешь поговорку… – Тризед пожал плечами. Тон его был столь же бесстрастным, как и его проза. – Что происходит в Вегасе, остается в Вегасе.

18: Вегас

14 июля 2144 г.

С неба лились пиксели, и от рыночных навесов поднимался прохладный туман, похожий на дым. Вегас, закрытый пузырем климат-контроля, никогда не менялся, но его проекторы раскрашивали купол, рисуя фантастическую погоду. Сегодня была стихающая мегабуря на Юпитере в жутких багровых тонах; ее медленный круговорот облаков наполнял Стрип фантастическим красноватым светом.

Туристы протискивались мимо Элиаша к окнам трамвая, чтобы поглазеть на монументальную архитектуру. Здесь были золотые и серебряные здания столь узкие, что напоминали игральные карты, поставленные на ребро; дворцы, похожие на луковицы, копии городов с карикатурными достопримечательностями, перевернутые прозрачные пирамиды и, конечно, знаменитые сады с огненными скульптурами, фонтанами, музыкой, дикими животными, огромными роботами и полномасштабными копиями невольничьих судов.

Повсюду – на движущихся тротуарах и заполненных голограммами улицах – были выставлены на продажу человеческие ресурсы. Каждый рыночный центр на чем-то специализировался – от садовников и домашней прислуги до секретарей, инженеров и бухгалтеров. Образованные кабальные рабы стоили дорого, и их, вместе с инструментами их профессии, прятали от толп в демонстрационных залах.