Последний эшелон

22
18
20
22
24
26
28
30

- Веди, веди, - снова услышал в шлеме Егор голос инструктора,- Дроны пошли на удар. 15 и 17 зал. Операторы, цели установлены. Начать атаку.

Система корректировала шероховатости человеческого фактора, недочеты в квалификации операторов, часть из которых прибыла на фронт чуть ли не со школьной скамьи. Многим не было и восемнадцати, это были вчерашние геймеры, операторы интернет-ритейла, такие же, как Егор Полунин. Большинство не успели пройти курсы боевого пилотирования и слаживания, имели минимальные навыки по тактике и ведению воздушного боя.

Егор видел, как в бой начали вступать сухопутные части. Закипели жестокие кинжальные схватки. Основная часть боевых действий развернулась вовсе не в Сабетте и Новом Уренгое, а в районе Воркуты, Харпа, Печоры, Инты и Салехарда. Враг пытался взять под контроль крупные населенные пункты, железнодорожные узлы, отрезать Ямал от большой земли. Захватить или хотя бы уничтожить крупные радиотехнические узлы в Воргашоре и Печоре.

Относительная вариативность сервера в бункере позволяла проводить расчеты всех возможных вариантов, наблюдать горизонт событий всем операторам. Но даже это не особо помогало против вражеских когорд, ассов альянса. Горели пачками беспилотники. То и дело слышалась нецензура, то с одной то с другой стороны зала, Егор слышал злые крики операторов. Он и сам потерял уже три из пяти вверенных ему дронов, получилось усилиться только одним.

Нервное напряжение нарастало. Причем и в бункере и на поле боя. Там гибли тысячи живых людей, соотечественников. Это уже были не игрушки, это были не бездушные дроны. И никто не мог вернуть их жизни, не мог, как беспилотники собрать обломки, восстановить сенсоры и сгоревшие микросхемы, узлы конструктива, получить новую партию с завода.

На вторые сутки сражения враг начал давить наши части. Армия несла большие потери. Это чувствовалось даже тем, кто не могу видеть обстановку, оценить состояние войск и ход битвы, операторам, которые потеряли всех дронов и теперь стояли по всему зала у терминалов своих сослуживцев. Многие ушли в кубрики. Несколько человек на фоне перенапряжения были отправлены в госпиталь с носовым кровотечением и подозрением на психологическое истощение. Егор уже потерял ход времени. У него остался последний дрон Пустельга. Он был не самый новый и мощный, но солдату удавалось час за часом избегать серьезных атак. Снабжать данными наземные части, корректировать огонь артиллерийских батарей и даже прикрывать мотострелковые подразделения от атак вражеских беспилотников.

В какой-то момент, когда Егор потерял ход времени и выпал из реальности, в шлеме раздался знакомый циничный голос.

- Они глушат наши ретрансляторы,- хриплым голосом сказал инструктор 15 зала,- Наша группировка начала нести потери. Но мы последний эшелон. Последний рубеж обороны, до последней капли крови, до последнего вздоха. За землю. За боль стариков и слезы детей. Грызть, только грызть глотки этим уродам. Бейте их, парни. Бейте, вы солдаты России.

В этот момент громко ухнуло что-то. Инструктор осекся. Раздалась серия новых грохотаний. Появилась в зале вибрация. Все одновременно почувствовали, как пол под ногами задребезжал. Затем началась тряска, и раздался оглушительный грохот.

Егору показалось, словно весь бункер начал проваливаться дальше, вглубь планеты, к самому ядру.

А потом свет в зале и во всем бункере погас. Оборвалась связь. Все вокруг затряслось. Начал сыпаться потолок, бетонное крошево накрыло Егора. Он успел только рвануть кабель, соединяющий терминал и шлем, и нырнуть под стол.

Опять были удары, грохот. Затем стол треснул, от удара Егор отключился.

Он не знал, сколько был без сознания, и что происходило вокруг. Когда солдат открыл глаза, вокруг уже не было кромешной тьмы.

Откуда-то сверху, с обломков, с края бетонных перекрытий, сквозь хитросплетения арматуры, электрических и оптоволоконных кабелей, сверху капала вода. Ледяные капли. Некоторые попадали сквозь пробитую броню и порванное термобелье. Сквозь прорехи в защитном комплекте Кольчуги, пробитые твароновые броненакладки, в разорванный воротник. Обжигая кожу. Не было никакой возможности пошевелиться. Боль ощущалась во всем теле. Егор попытался пошевелить руками и ногами, но получил лишь резкий приступ боли и потерял сознание.

Когда солдат снова пришел в себя, вокруг была кромешная тьма, а через развороченные перекрытия бункера виднелось ночное звездное небо с клочками грязно-серых туч. Стоял жуткий холод. Егору стало слышно все еще многочисленные взрывы. Там где-то, наверху, шел бой.

Он услышал стоны сквозь бетонные завалы. Хотел было подать голос, но горло пересохло. Все тело трясло от холода. Боль же отступила. Егор даже испугался, что у него отнялись конечности и сломан позвоночник. Он зашевелил пальцами и тут же в глазах взорвался фейерверк жуткой боли. Егора тряхнуло, и он вновь отключился.

В третий раз он очнулся уже не под завалами бункера, среди бетонных обломков. Ему и еще тридцати двум операторам из полуторатысячного штата бункера повезло. Прибывшие группы спасателей нашли их. Он очнулся в новом военном госпитале на окраине Североуральска.

Саднило все тело. Но и тут ему повезло. Он получил лишь открытый перелом правой ноги, было пробито одного легкое и сломаны четыре ребра. Очень повезло, как сказал врач.

Почти полтора месяца ему пришлось проваляться на больничной койке. Лишь пятый рапорт был принят, рассмотрен и одобрен. Он мог возвращаться к строевой службе.

Ему не терпелось вернуться на фронт, чтобы бороться с врагом, чтобы мстить за погибших родных людей, чтобы отстоять свою Родину и не дать надругаться над ней.