Визитная карточка хищницы

Жалел ли Суворов прежнего друга? Пожалуй, нет. Вспоминать вспоминал, в особенности небольшой шрам на его правой руке – памятный знак того самого вечера, когда судьба соединила их вместе. Казалось, навсегда… Во всяком случае, сам Александр когда-то полагал, что их дружба будет длиться столько же, сколько им предстоит жить на белом свете. Тогда же он и подарил своим друзьям массивные золотые цепочки. Они, конечно, не являлись шедеврами ювелирного искусства, но выполнены были нешаблонно, с творческой изюминкой. Хитроумное плетение узора, маленькая вставка с изображением гордой птицы с хищным клювом и распластанными в сторону крыльями придавали изделию немного вычурный, но, несомненно, дорогой вид. На внутренней стороне замка необычайно сложной конфигурации были выгравированы крошечными буквами инициалы владельца. Это стало для них своеобразным Знаком Четырех, символом нерушимой мужской дружбы. Кто же знал тогда, что изящная цепь превратится со временем в неподъемные оковы, тяжесть которых утянет их на илистое дно небытия…

Именно эта цепочка была впоследствии обнаружена на обгоревшем трупе в районе Домодедова (единственный и непростительный промах Марьина). Так оборвалось первое звено неразлучной четверки… А вот теперь среди близких к нему людей появился еще один иуда. И, кажется, Александр догадывается, о ком идет речь…

Странно, но воспоминания о Лесине не давали покоя и Олегу Марьину. Легко ли взять на себя ответственность за гибель другого человека? А если этот человек являлся еще и близким другом… Однако он, Олег Марьин, вызвался сделать это.

Акцию решено было провести где-нибудь подальше от родных мест. Внезапная смерть Лесина могла вызвать ропот среди «суворовцев», многие из которых находились под сильным влиянием самозванца. Используя благовидный предлог, Игоря отправили в Москву. Тот, естественно, ни о чем не подозревал. По крайней мере в самом начале… Он круглыми сутками носился по столице, решая вопросы, связанные с созданием благотворительного фонда «Афган». Проблема разрешилась успешно. Но Суворов не спешил возвращать Лесина домой. Находились все новые и новые дела, требующие разрешения, и срок вынужденной командировки Игоря растянулся на неопределенное время.

Лесин отнюдь не был дураком. Конечно, он понимал, что у Суворова имелись некоторые основания быть им недовольным. Взять хотя бы его самоуправство, которое он себе позволил, когда Александр был в отъезде. Или же, к примеру, тот злосчастный день рождения, когда Лесин вообразил себя по меньшей мере падишахом. Коктейль из эстрадных знаменитостей, вино рекой, а икра ведрами, девочки… и все такое. В довершение всех безобразий там же во время пира была изнасилована некая блудливая бабенка, на поверку оказавшаяся женой милиционера… То есть Суворову было отчего впасть в истерику. Но бедолага Лесин не осознавал реальных масштабов катастрофы. Он и предположить не мог, что Александру известно все. Тот вел себя так, будто бы и не догадывался о финансовых аферах своего товарища, которые проворачивались за его спиной. Суворов не был силен в бухгалтерии. Он видел только вершки, не беря на себя труд докапываться до корешков. Во всяком случае, так считал Лесин. Но в последнее время какие-то сомнения все-таки зародились в душе Игоря. Слишком уж долго длилось его пребывание в столице, слишком уж сухо разговаривал с ним босс по телефону. Короче, когда Марьин и Зверев прибыли для выполнения своей деликатной миссии в Москву, Лесин поначалу насторожился. Но товарищи вели себя естественно. Днем мотались по городу по каким-то своим делам. Вечерами зависали в ресторанах. Общества Лесина они не чурались, даже настаивали, чтобы тот участвовал во всех увеселительных походах. Это несколько взбодрило Игоря, который заметно воспрял духом. Выходные они проводили в подмосковном коттедже Суворова. Парились в баньке, плавали в голубом бассейне, вели неспешные беседы. Словом, все было как всегда. У Лесина отлегло от сердца, и он искренне надеялся, что тревога была ложной. Как-то раз, посиживая за бутылочкой первоклассного вина в обществе Зверева и Лесина, Марьин признался:

– Александр решил дать тебе еще один шанс, Игорек. Сможешь им воспользоваться – считай, прошлое забыто. Не сможешь – пеняй на себя, близко к нашим делам больше не подойдешь.

Лоб Лесина тогда покрылся испариной.

– Что нужно сделать? Говори, не томи. – В этот момент он готов был сделать ради Суворова все, что угодно, в обмен на гарантии спокойной жизни.

Марьин, усмехнувшись, переглянулся со Зверевым. Пустые глаза Зверя отражали разве что блики пылающего камина. Ни один мускул не дрогнул на его грубом лице, полном тупой сосредоточенности. Он тянул вино, не вмешиваясь в беседу.

Марьин продолжил:

– Через несколько дней мы встречаем в Домодедове одного важного человечка. – Олег на мгновение замолчал, любуясь золотистыми искорками, пляшущими в высоком фужере. – Так вот. Поедешь с нами. Приглядишься, поприсутствуешь на встречах.

– Ну, а дальше? – нетерпеливо подсказал Лесин.

– А дальше будет дальше, – улыбнулся нечаянному каламбуру Марьин. – Должок за его фирмой имеется. Крупный должок. Надо поговорить, убедить человека, что он не прав. Вежливо так поговорить. Но если он не поймет, что же делать? Придется объяснить еще раз, но уже по-другому. Впрочем, Зверь знает, как это делается. Он тебе поможет.

Зверев, словно очнувшись от тупой дремы, энергично закивал.

– Ну, а ты… Ты разве не поможешь? – Лесин уставился на Марьина.

– Э-э, нет, брат. Я только сведу вас вместе. Введу, так сказать, в курс дела. А дальше вы сами. Дома и без этого дел полно.

Лесин облегченно вздохнул. Было видно, что он готов был заложить черту душу, но вытрясти из должника все, что потребуется, вместе с потрохами. Он превзошел бы себя, лишь бы реабилитироваться перед друзьями. Пожалуй, не слишком сложную задачу поставил перед ним Суворов. Он верил, что справится. Лишь бы все было именно так, как говорит Марьин…

Предрассветный туман еще клубился в низинах, когда серебристая «Ауди» под управлением Андрея Суворова направилась в сторону аэропорта Домодедово. На месте пассажира клевал носом Лесин. Сзади расположились Зверев и Марьин.

Наблюдая смену унылых пейзажей в сером предутреннем свете, Марьин нетерпеливо поглядывал на часы. Зверев уставился в окно. Беседа не клеилась. Впрочем, пустая болтовня была бы сейчас совсем некстати. Вздрогнув всем телом, внезапно очнулся Лесин.

– Долго еще? – Он, наклонившись, пристально вглядывался в даль. Но желтые фары выхватывали лишь придорожные кусты, редкие в столь ранний час автомобили да часть бесконечной серой ленты дороги. Мелькнул указатель: «Домодедово 22 км».