– Знаешь, если бы не некоторые моменты, я решила бы, что эту историю уже слышала.
Саечкин хмыкнул:
– Не сомневаюсь! Почитай биографии знаменитых адвокатов двадцатого столетия, клянусь, ты обнаружишь немало знакомых деталей.
Дубровская надулась. Светлана же покачала головой.
– Нет, я говорю не о гонорарах и всяких других адвокатских штучках. Я имею в виду саму историю. Она мне знакома. – Светлана сделала паузу, а потом продолжила: – Это случилось давно. Во время выпускного бала была убита моя одноклассница. Ее нашли задушенной на берегу городского пруда. Я бы ни за что не объединила тот давний случай и твой рассказ, Лиза, если бы не одна запоминающаяся деталь…
– Говорил же я! – прервал ее Саечкин. – Дубровская просто рассказывает нам байки из следственной практики…
– Помолчи, – оборвала его Лиза. – Какая деталь?
– Белые чулки на шее жертвы. Она была задушена белыми чулками, – ответила Светлана. – Убийцу, помнится, обнаружить не смогли…
Темнота стала почти непроницаемой, но это было спасением для Марины. Тот мужчина, которого она сама привела к себе в дом, оказался дьяволом. Он почти убил ее, но бедное сердце, не желая сдаваться, все же билось в груди девушки. Марина боялась, что мужчина с обаятельной улыбкой демона может услышать его стук и вернуться. И тогда ее уже ничто не спасет.
– Надежда умирает последней, и вы это знаете не хуже меня, – выплыл из забытья чей-то голос. Кому он принадлежал, Марина сказать не могла. На месте говорящего расплывалось большое белое пятно. – Пациентка молода. Стало быть, у нее есть шансы. Но, уверяю вас, они минимальные. Посмотрите на нее, она напоминает отбивную…
«Господи, о ком это он?»
– Гляньте-ка, да она, кажется, очнулась.
Тонкий луч прорезал мглу. Картинка, как на экране неисправного телевизора, оставалась неясной. Сознание Марины окутывал сумрак. Что-то круглое и белесое, как блин, по всей видимости, чье-то лицо, склонилось к ней.
– Марина, вы меня слышите?
«Да», – хотелось сказать ей, но глаза безумно резал свет, а язык стал почему-то неповоротливым и тяжелым. Она хотела провести им по запекшимся губам, но из груди, помимо ее воли, вырвался стон.
– Марина, что произошло?
Ах, если бы она смогла все рассказать! Но ее веки наливались свинцом, и она знала, что стоит ей закрыть глаза, как она провалится в темноту, из которой нет возврата. Взгляд цеплялся за расплывчатое пятно с незнакомым голосом. Нестерпимая боль железным обручем стянула голову, но ей нужно было сказать что-то важное, о чем-то предупредить, прежде чем она провалится в забытье.
– Дубровская Лиза, – раздался едва слышный шелест.
– Да, да, – почти закричал мужчина. – Говорите!
Но сознание уже понеслось в смертельную бездну. Прежде чем закрыть глаза, Марина успела произнести последнее: