– Располагайся, как тебе удобно. Я пойду поищу что-нибудь в холодильнике. Может, включить телевизор?
Она хлопотала, стараясь заглушить ужас, который подобно дикому зверю рвался наружу. Архипов вел себя почти примерно, только не сводил с Елизаветы настороженных глаз. Это сильно беспокоило девушку, но она делала вид, что ничего не замечает.
Когда на сервировочном столике появились чашки с чаем и вазочка с печеньем, Дубровская вздохнула свободнее. Сейчас они попьют чай, побеседуют. Не будет же он ее душить, держа в одной руке крекер!
– Варенье здесь. Давай я за тобой поухаживаю.
Она имела в виду барсетку из черной кожи, которую Архипов почему-то держал на коленях. Он не успел возразить, как Лиза, перегнувшись через стол, взяла сумочку в руки и собиралась уже положить ее на соседнее кресло, как непрочный замочек расстегнулся. Содержимое оказалось на полу. Елизавета застыла на месте.
Среди прочих мелочей – носового платка, бумажника, каких-то карточек и монет – на полу лежал маленький белый комочек. Это были женские чулки!
Дубровская тихо охнула и зажала рот рукой.
– Ну вот, ты теперь все знаешь! – услышала она рядом с собой голос.
Твердая мужская рука зажала ей рот. Сопротивляться не было сил.
«Кончено! Я проиграла», – мелькнуло в голове, и острая боль возникла где-то между лопатками. Последнее, что она увидела, были темные глаза, пустые, как ночь…
Дубровская закричала и проснулась. Она действительно находилась в кресле, в самой неудобной позе, совершенно не способствующей отдыху. Спина ее затекла и страшно болела. Переход от ночных видений к реальности оказался шоком.
Девушка дрожала, несмотря на то что в квартире стояла жуткая духота.
«Нельзя терять ни минуты! – твердил добрый дух. – Смотри, за окнами утро. Ты должна действовать!»
На часах было уже около десяти. Нужно было поторапливаться..
…В клубе «Полночный бриз», как и в любом заведении, работающем ночью, в полдень царила полусонная атмосфера. Уборщицы приводили в порядок зал, а режиссер шоу, развалившись в кресле с бутылкой пива, гонял по сцене полуголых девчонок. Те, осоловелые после короткого сна, работали непродуктивно, поминутно огрызались и убегали курить в туалет. Лиза появилась, похоже, в самый неподходящий момент.
– Мадлен, задери тебя коза, ты будешь меня слушать? Тебе скоро тридцатник стукнет. А ты подпрыгиваешь и трясешь бюстом, как школьница. Ты – роковая женщина, во всяком случае по сценарию. Вот и веди себя соответственно. Томные взгляды, грация зрелой львицы – все в таком духе!
Та, которую называли Мадлен, отдаленно уже напоминала хищницу. Она зверем смотрела на постановщика и готова была мертвой хваткой вцепиться ему в горло. Девица могла показаться сексуальной разве что законченному мазохисту. Но режиссер отличался, по всей видимости, хорошим запасом оптимизма и не терял надежды увидеть вместо коряги стройную елочку.
– Новенькая? – он смерил Лизу оценивающим взглядом с головы до пят. – Повернитесь!
Та почему-то повиновалась.
– Раздевайтесь! – приказал режиссер.