— Они боятся тебя потерять, Пэт, поэтому готовы трястись над тобой, оберегать, прятать, защищать. Но этим они тебя погубят. — Грязнов улыбнулся. — Я знаю, дочка, ты справишься.
Он проглотил еще пару таблеток, открыл дверь и тяжелой, грузной походкой прошел по коридору к ведущей на первый этаж лестнице. Боль уходила, и с каждым шагом движения Кирилла становились все более и более ловкими, энергичными, наполненными силой и жизнью. Спустившись вниз, Грязнов постоял у дверей комнаты Олово, прислушиваясь к мерному дыханию спящего в полной темноте слуги, однако внутрь входить не стал, направился на кухню, готовить себе и тяжело раненному Олово нехитрый ужин.
«Забудьте о боли! Наши наны снижают уровень болевых ощущений до минимума!»
Некоторое время назад эту технологию запретили из-за возросшего уровня смертности. Боль ведь появляется не просто так, это реакция организма на какое-то раздражение, это сигнал о том, что необходимо принять меры. Разработчики уверяли, что информация будет поступать в «балалайку», то есть сигнал останется, но без неприятных ощущений, однако что-то не сложилось. Начались несчастные случаи: кто-то схватился за раскаленную сковороду, опомнившись лишь от вони жареного мяса, кто-то облился кипятком, кто-то не почувствовал приступ аппендицита… Корпорация выплатила несколько миллионных компенсаций и официально объявила о прекращении проекта. А теперь вновь выбросила обезболивающие наны на рынок. Люди не любят боль.
— …Я этой суке вмазал как следует, а она визжит, но не уходит! — Бородатый араб в распахнутой кожаной жилетке. Местный вариант мачо.
— А куда ей деваться? — заржал собеседник.
— …В Испанском квартале очень недовольны. — Высокая женщина в деловом костюме. В вырезе жакета виднеется висящий на цепочке крест. — Отца Петера все уважали.
— Безы говорят, что это какой-то псих. В Мюнхене тоже священника убили.
— Не псих! Вудуист, скорее всего…
Обрывки разговоров, обрывки судеб.
Пэт стояла у стены дома, не мешая идущим по тротуару людям, жадно ела палочками купленную у уличного торговца китайскую лапшу и машинально прислушивалась к доносящимся фразам. В «балалайке» девушки стояла самая лучшая программа-переводчик, а потому Пэт понимала каждое долетевшее до нее слово. Пусть и с двухсекундной задержкой.
— …У него только после травки встает! — Яркая белокурая девушка жалуется подруге. — Я говорю: Сэм, или завязывай с наркотой, или ну тебя к черту! Что я себе мужика не найду?!
— …Сто динаров? Мустафа, ты обалдел? — Лохматый парень связался с кем-то через «балалайку», но не шепчет, как принято, а буквально орет. Видимо, расстроен.
— …Пятый уровень фиг пройдешь! Думаю, эти гады его специально усложнили, чтобы никто не добрался до приза! — Двое подростков в ярких майках.
— …Эта дрянь от «Фарма 1» ей уже не помогает, надо у Мутабор таблетки покупать, а там такие цены…
И, поедая горячую соевую лапшу на грязной улице одного из самых опасных районов чужого города, Пэт неожиданно вспомнила слова Грязнова: