— А все остальное здесь начинается после десяти вечера, — рассмеялся мужчина. — Я о «Девятках» давно слышал, говорят, клуб что надо.
— Сегодня погуляем здесь?
— Если захочешь, дорогая.
Хосе потянулся и поцеловал обнаженное плечо молоденькой наложницы. Лика спокойно глотнула вина и покосилась на сидящего за соседним столиком Мартина. Тот сделал вид, что поглощен едой.
Работа сопровождающего предполагает общение с самыми разными людьми, и Кошелеву доводилось видеть всякое. Встречались ему и садисты, и наркоманы, любители экзотики и откровенные извращенцы. Встречались и подонки вроде Хосе. Мартин понимал, что не знает о подлинных взаимоотношениях в семье Родригес, что не может судить… но все равно судил. Пытался укрыться за маской, напоминал себе о профессиональной этике и правилах поведения с клиентами, но хватало увещеваний ненадолго. Проблема заключалась в том, что Лика Мартину нравилась. Красивая, опытная, в самом расцвете… Кошелев против воли представлял ее в своих объятиях. Скрипел зубами. Понимал, какими неприятностями грозит ему потеря контроля. Приходил в себя… а потом вновь начинал думать о Лике.
— Пойду посмотрю, что у них на втором этаже, — с улыбкой бросил Хосе и выразительно посмотрел на Нику.
— Я с тобой, — поняла намек наложница. — Лика, не скучай.
Мартин вздохнул.
Лика прошипела что-то невнятное и вновь потянулась к вину.
— Что будем решать, братья?
— Он же сказал, что ошибся, — несмело протянул Петруха. — Чего ему врать?
Петруха понимал, что старший Бобры ни за что на свете не произнесет столь трусливые слова, не признает, что надо отступить. А отступать надо. Николай Николаевич сказал, что даже прятки не способны двигаться с такой скоростью, как тот мужик. И не улыбается младший Бобры, не шутит, помалкивает, а это тоже показатель плохой. Сказал, что думал, и заткнулся. Вот и пришлось Петрухе озвучивать на родственном совете неприятное решение.
— Мы ему ничего не должны, он нам ничего не должен. На том и порешим.
— Нехорошо, — протянул Тимоха. — Позор на нас ляжет.
Средний брат понимал, что старший не мог этого не сказать, а потому высказал заранее заготовленные аргументы:
— Да перед кем он нас опозорил? Кто видел?
Петруха хотел еще выразиться в том смысле, что нам и сильнее на ноги наступали, но прикусил язык. И так ситуация хреновая, зачем вспоминать всякие мерзости?
— А мозаичнику скажем, что разобрались с мужиком типа по понятиям, — поддержал речь Николай Николаевич. — И закроем тему.
— В общем, отмажемся.
Старший тяжело вздохнул: