— Вот именно! Неужели они не понимают, что дорогу наверх следует прокладывать способностями и талантом, а не трупами? — Старович помолчал, подумал и сам себя поправил: — Не только трупами.
— Гена, ты действительно думаешь, что все люди на Земле такие же умные, как ты?
— А во время беспорядков вообще никто не думает, — подал голос Холодов. — Некогда. Надо убивать.
— Мы не можем предотвратить бунты — недовольство своим положением естественно, — продолжил Мертвый. — Но мы можем управлять ситуацией, стравливать людей между собой. Аравию с Кришной. Урус с Шанхайчиком. В результате нападения на корпоративные территории происходят значительно реже, чем должны бы.
— Но при этом гораздо ожесточеннее, — заметил Холодов.
— Что дает нам право использовать при подавлении бунта любые средства, — с улыбкой закончил Кауфман. — А это, в свою очередь, приводит к уменьшению потерь среди безов.
— Жестоко, — после короткой паузы пробормотал Старович.
Главный казначей оружейной корпорации не страдал наивностью. Умный, циничный, блестящий профессионал, действиями которого восхищались лучшие финансисты мира, он был достаточно жесток, но в своей области. В битвах котировок и сражениях долгосрочных обязательств ему не находилось равных, на этих полях Старович считался Александром Великим, гениальным завоевателем, не знающим жалости к побежденным. Однако в вопросах настоящей войны Геннадий не был силен. Нельзя сказать, что высказывания Мертвого стали для Старовича откровением, но впечатление они произвели.
— Небольшой, грамотно спланированный и правильно проведенный бунт является необходимой частью повседневной жизни Анклава. — Кауфман помолчал. — Аравия подошла к черте. Если бы я помешал людям Моратти раскачать ее, то потерял бы время и через пару недель получил бы массовые беспорядки минимум на четырех территориях и атаку на зону корпораций.
— А что ты имеешь сейчас?
— Я недооценил парня, который занимался организацией бунта, — признал Мертвый. — Я рассчитывал, что вчера ситуация полностью нормализуется, но отравление пищевой фабрики спутало карты.
— И это все?
— А что я еще могу сказать? — огрызнулся Кауфман. — Что постараюсь вернуть жизнь Анклава в нормальное русло? Постараюсь. Что постараюсь обойтись без лишних жертв? Постараюсь. Я знаю, какой ор стоит на новостных каналах…
— Я как раз вывел несколько заголовков, — пробурчал Холодов. — Уверен, тебе будет интересно.
Мертвый поморщился, но послушно уставился в настенный монитор.
«Москва в огне!» «Кауфман привел Анклав в тупик!» «Массовые жертвы!» «Уличные бои в Аравии!» Фотографии, видеоролики, тексты «аналитических» статей, интервью с беженцами…
— И это только ночные выпуски, — вздохнул Старович. — Представляете, что ждет нас утром?
— Меня ждет, — угрюмо уточнил Мертвый. — Меня, не нас.
— Если Моратти поднимет вопрос о твоем несоответствии…
— Когда Моратти поднимет вопрос о моем несоответствии, — поправил Кауфман Холодова.